Я торчала в лазарете уже третий день, без всякой связи с внешним миром, единственным источником новостей была та самая Арманда, которая сообщила, что старуху арестовали и препроводили в королевские казематы.

Следом за ней из Академии пропал дознаватель, которого здесь, мягко говоря, недолюбливали, но по этажам ещё бродили королевские стражи, а несколько посменно караулили лазарет – просто на всякий случай.

Но оставался в этой истории один вопрос, который не давал мне покоя.

– Миока! – тихо позвала я, когда Бернадет уснула. Честно говоря, я даже не очень рассчитывала, что она откликнется. За дни, проведённые в лазарете, я убедилась: общаться она не очень хочет. И правда, ответом мне была тишина. И всё же, на всякий случай я спросила: – Я никак не могу понять. Как этой ведьме удалось заставить вас написать записки? Магию ведь она не применяла.

– А ей и не пришлось заставлять, – с горькой усмешкой проговорила Миока. – Я сама попала в эту ловушку, как последняя дурочка.

Я слушала, затаив дыхание и даже боялась что-то снова спросить.

– Я любила приходить в этот магазин, – начала свой рассказ Миока, – не для того, чтобы что-то купить. Я привыкла экономить. Но рассматривать платья, сумочки, украшения мне нравилось, и я представляла, как когда-нибудь буду всё это носить. Так она меня и присмотрела. Это я уже позже поняла: она выбрала меня потому, что я приходила одна, без помощницы.

– А почему без помощницы? – спросила я и испугалась: вдруг она не захочет говорить.

– У нас… не сложилось. Её больше интересовали вечеринки. А помощь мне она считала неприятной повинностью и всячески пыталась её избегать. «Тебе надо – ты и иди» – вот что я слышала.

А я вдруг вспомнила слова Эрмилины о том, что прежняя хозяйка никогда не брала её с собой в магазины.

– Это потом я поняла, – продолжила Миока, – что старуха выбирала именно тех иномирянок, которые приходят одни. Однажды она отозвала меня в сторону, мы зашли в подсобку и она с самым заговорщическим видом сообщила, что в меня влюблён один жутко богатый лорд. Показала его портрет. Он был молод и красив. Она сказала, что он приезжал в Академию к своему приятелю, увидел меня и потерял голову. И передала от него дорогущее украшение и письмо.

Миока помолчала а потом добавила:

– Боже, какой же надо было быть дурой… теперь это очевидно. Но тогда загадочный поклонник занял все мои мысли, и я стала с ним переписываться. Его письма – красивые, пылкие, страстные, подарки, которые он передавал, а главное – портрет, с которого смотрел красавец с дерзким взглядом… и я влюбилась. Он писал, что не может ждать, пока я окончу Академию. Что каждая минута, проведённая без меня – это пытка. А я уговаривала подождать.

Она замолчала.

Я напряжённо ждала продолжения, хотя уже догадывалась, что произошло дальше.

– В тот день он написал, что родители собираются женить его на подходящей по статусу девушке, что единственный шанс для нас – это тайно сочетаться браком. И когда это вскроется – будет уже поздно. И я решилась. Я сама написала эту записку, сама отправила её в комнату, и как только это сделала – оказалась в подвале. Разумеется, никакого лорда не было. Уж не знаю, чей портрет показывала мне эта сумасшедшая. Даже обидно, что я оказалась такой доверчивой дурой.

– Это могло случиться с кем угодно, – уверенно сказала я. – Не ты виновата, а тот, кто тебя обманул.

– Могло с кем угодно, но случилось со мной, – горестно проговорила Миока.

– А ещё с Бернадет, – привела я важный аргумент. – А уж она точно не из числа доверчивых.

Впрочем, по поводу Бернадет у меня была своя версия. Она ведь пропала самой первой. Это Миоку старухе пришлось долго обрабатывать, а Бернадет явно, как только увидела дорогой подарок и услышала, что местный аристократ готов на ней жениться и превратить её жизнь не в череду лекций и практических, а в череду балов и приёмов, тут же согласилась – возможно, даже не взглянув на портрет.

Что же, еще одна тайна раскрыта.

Правда, до сих пор неясно, как заставили написать записку Майка, но, кажется, я догадывалась.

Теперь меня волновало совсем другое: как там мой Рыжик? Не буянил ли? Сталкивалась ли с ним Эрмилина?

А ещё я почти неотрывно смотрела на дверь. Мне казалось, что ещё минута – и она приоткроется, а на пороге окажется магистр Рониур: просто чтобы навестить меня, спросить, как я себя чувствую, поговорить.

Я вспоминала, как он нашёл меня в подвале у старухи и почти физически ощущала его крепкие объятия, мягкое поглаживание волос. Я слышала его запах и отдавала себе отчёт: никогда в жизни я не чувствовала себя такой счастливой. Неужели я и вправду в него влюблена? Странно, но сейчас даже эта мысль не вызывала отторжения. Может, и влюблена. Он ведь такой…

Раздался тихий стук, и дверь открылась. И снова я напряжённо ждала, кто же из-за неё появится. Но это не был магистр Рониур. В палату лазарета вошла Эрмилина.

Я поднялась на подушках. По телу сразу же разлилась слабость, но я была уверена: это из-за тех многочисленных отваров, которыми пичкает нас Арманда. Я уже хотела сказать ей, как мне её не хватало, как я соскучилась, спросить о Майке, виделись ли они – но не успела.

– Наконец-то явилась, глупая девка! – раздался недовольный голос Бернадет. – Что, рада была, что от меня избавилась? Даже не беспокоилась, я уверена!

Эрмилина переменилась в лице, съёжилась и стала похожа на затравленного зверька.

– Ты ведь оставила записку, я не знала… – забормотала она, оправдываясь.

– Не знала она! Глупая гусыня. Надеюсь, мои вещи в порядке? Ты их не таскала? Знаю я вас…

У меня внутри росло недоброе чувство. Хотелось подняться с кровати и отхлестать зарвавшуюся Бернадет по щекам, а лучше придушить.

– Косметику мою протирала? Ты же знаешь, я терпеть не могу пыли. Увижу, что чем-то пользовалась, пока меня не было – космы повыдергаю!

– Это вряд ли, – свой голос я услышала как со стороны, и сама удивилась, сколько едва сдерживаемого бешенства в нём было. – Эрмилина теперь присматривает за мной, так что сама займёшься своей косметикой.

– Ах ты дрянь! – взвилась Бернадет, и я поняла, что обращается она теперь ко мне. – Решила умыкнуть мою служанку? Не думай, что у тебя получится. Я такой скандал устрою! А ты… – она обратилась к Эрмилине, – я даже не представляю, что с тобой сделаю, как только тебя мне вернут!

– Не советую, – сказала я холодно. – Боюсь, моему Рыжику это не понравится.

О том, кто такой Рыжик, Бернадет знала. Я не раз безуспешно спрашивала о нём у Арманды и просила отпустить меня к питомцу. Он ведь не берёт еду у чужих, да и кому придёт в голову его кормить?

В глазах Бернадет на мгновение промелькнул страх, но только на мгновение. А потом они засветились таким явным торжеством, что мне стало не по себе.