– И что?

– Лора уже не дышала, – тихим механическим голосом проговариваю я, безразлично уставившись в стену, – а я была еще жива. Потом появился Ноа… Они договорились… Мама попросила его… Он согласился…

Обрывки фраз. Ошметки мыслей, крутящиеся в водовороте воплей, криков и слез.

– Договорились? – осторожно уточняет Норин. – Что ты имеешь в виду?

– Она попросила Смерть спасти меня и забрать ее. Ноа согласился, ведь я дорога ему.

– Я не понимаю.

– Это просто, – я вскакиваю. Жаром обдает все тело, и горячая волна струится по позвоночнику, будто кто-то льет мне на спину кипяток! – Ведьмы мертвых не видят. Зато Смерть их видит.

Гляжу на тетушек решительно, со злостью и обидой, изо всех сил пытаясь скрыть отчаяние за неуместной улыбкой. Мэри-Линетт бледнеет. А Норин лишь задумчиво наклоняет голову.

– Что ты хочешь сказать, Ари?

– В том-то и дело, что не хочу. Я не хочу этого говорить.

– Это невозможно, – снисходительно улыбается Норин. – Ты ошиблась. Ты неправильно истолковала увиденное.

– Это вряд ли.

– Реджина никогда бы так не поступила! – растерянно проговаривает Мэри-Линетт и смотрит на меня испуганно. – Мы бы узнали. Она бы сказала.

– Или с легкостью скрыла, потому что умеет отнимать боль, тревогу. И воспоминания.

Сжимаю кулаки. Тетушки неоднозначно переглядываются. Кажется, они так и не поняли, что именно я пытаюсь до них донести. Или поняли. Но не в состоянии это принять.

– Мама отдала мне свое дыхание. Как это? – нервно почесываю запястья.

– Ари…

– Ответьте.

Мой холодный тон отрезвляет тетю Норин. Она выпрямляет спину и отходит к окну.

– Нашу жизнь всегда определяют три элемента, три составляющих. Рай, земля и ад. Воздух, вода и огонь. Что значит человек? Из чего он состоит?

– В смысле? Я не понимаю.

– Человека определяют три вещи: тело – его оболочка, душа – сознание и воля.

– И дыхание.

– Верно, дыхание – это жизненная сила. Забрав душу, Люцифер получает существо без эмоций. Забрав дыхание, он его убивает.

– Выходит, мама отдала мне свою жизненную силу? – Слабым голосом спрашиваю я, хотя уже знаю ответ. Мне просто нужно это услышать.

– Не знаю. – Норин поглядывает на меня через плечо. – Я никогда раньше не слышала о таком, не знала, что это возможно.

– Это редкий дар. – Поясняет Мэри-Линетт, привстав с кровати. – Не каждый может принять силу. Как и душу можно отдать лишь добровольно.

– Знаешь, почему никто не способен противостоять Люциферу, Ариадна?

– Издержки векового авторитета?

– Он контролирует все три элемента. Управляет материей, разумом и забирает силы.

– Три точки на твоей шее, Ари, – тетя Мэри прикасается к треугольнику на моей шее. А я и забыла про дьявольское клеймо. – Три составляющих. Треугольник – его знак. Как напоминание о том, что он контролирует наше тело, душу и наше дыхание.

– Почему я впервые об этом слышу?

– Возможно, потому, что ты только начинаешь понимать наш мир.

– «Наш мир», – эхом повторяю я. – Когда это мир вдруг взял и разделился на две части? На ваш мир и мир людей? Просто абсурд какой-то!

– Он разделился давным-давно, девочка, – Джейсон внезапно появляется в дверях. Он облокачивается о дверной косяк, в руках у него тарелка с едой. Ох, что он творит? Норин ведь сейчас опять на него накинется.

– Что вы, черт возьми, здесь делаете? – вопрошает Норин, гордо расправив плечи.

– Я ем.

– Едите?

– Мне пообещали ужин в приятной компании.

– Тебе повезло, – с вызовом откликается Мэри-Линетт, – мы здесь не выкидываем на улицу дворняг, если у них симпатичное личико.

– Тогда вам тоже повезло, – ухмыляется Джейсон, – мое личико вполне себе милое.

Улыбаюсь, а тетушки пронзают меня недовольными взглядами. Ну, что? Хоть пообщаются с новым человеком, который не славит непрерывно господа и не задает лишних вопросов.

Вдруг Мэри-Линетт настороженно застывает на месте, а Джейсон выглядывает в коридор.

– У нас гости, – поясняет Мэри, – я слышу, как кто-то подходит к двери.

В ту же секунду раздается звонок. Кто бы это мог быть? Люцифер вряд ли станет пользоваться звонком.

– Расслабьтесь. Наверное, это ребята…

Уже собираюсь бежать вниз, но натыкаюсь на взволнованный взгляд тети Норин. Она пересекает комнату в два огромных шага и берет меня за руку. Да сколько можно! Мне это надоело. Почему она все время указывает мне, что делать и как себя вести? Душит своей заботой, доходящей до абсурда, прямо как моя мама.

– Все в порядке, – отстраняюсь я. – Это мои друзья.

– А если нет?

– В доме три ведьмы и один оборотень. Нужно еще чего-то бояться?

– Ты не знаешь, на что способны темные силы, Ариадна.

– Они ни на что не способны, если мы дадим отпор! Я понимаю, что создаю много проблем, и знаю, что ты устала от ответственности за мои поступки. Но позволь мне самой набивать шишки, я ведь не пленница.

Господи, ну почему я снова чувствую себя виноватой? В чем моя вина? Нельзя взять и запереть меня в этой комнате. Не получится оградить меня от всех неприятностей.

– Я не могу тебе этого позволить, – суровым голосом отвечает она, – и ты не можешь.

– Я должна жить дальше.

– Ты и так живешь дальше!

– Нет. Я… должна что-то делать, – я отворачиваюсь. – Без лишних мыслей и траты времени. Я должна постоянно забивать голову, иначе я пойму, во что ввязалась, пойму, что из-за меня мама умерла, пойму, кто мой отец, пойму, как сильно вы жертвуете по моей вине. Но я не хочу понимать.

– Ари, тебе станет легче только тогда, когда ты примешь происходящее.

– Это говоришь ты? Но ведь ты даже поверить не можешь в то, что Ноа Морт…

– Не говори, – перебивает она, отшатнувшись. – Это предположение, просто догадка.

– Какая к черту догадка? Вы все здесь призраков видите? Все общаетесь с ними?

– Ариадна…

– Я открою дверь. И я не умру, если выйду на улицу. – Надо уходить, пока я вновь не потеряла над собой контроль. В коридоре натыкаюсь на Джейсона. Он потирает подбородок и смотрит так, будто собирается прочитать мораль. – Не надо, – шепчу я.

– Приказываешь?

– Прошу.

Мужчина покачивает головой. Его молчание красноречивей слов.

Я снова веду себя неправильно? К черту! Я не собираюсь сидеть здесь в бесплодных попытках понять, что вообще происходит. Они все твердят: дыши давай. А я не знаю как. Я не знаю, как дышать, когда в жизни столько неприятностей.