Эмму арестовала тайная полиция. Когда Маркус однажды пришел к ней, побледневший отец сказал: «Приехали ночью, как это всегда делают гестаповцы, устроили обыск, забрали дочь. Донесла какая-то подружка». Вскоре пропал и ее отец. Опустевшую квартиру занял какой-то функционер с большим семейством.

После Эммы у Маркуса никого не было. Потрясение оказалось настолько сильным, что он вообще стал избегать женщин. Да и другие наступали времена. Народ ждал чуда. Каждый искал лазейку, чтобы преуспеть. Ожидание удачи, свойственное молодости, захватило и Маркуса. И только сейчас, после стольких лет, после фронта, он понял невозвратимость того счастья, какое приходит лишь однажды и ушло навсегда.

Закинув руки на затылок, лежа в своей мягкой и тесной теперь постели, он думал о том, что в сущности уже давно потерял в жизни ясную цель. А «фауст» доводит лишь из жалкого упрямства, не зная, добром или злом обернется это оружие для его родины.

Визит к доктору Хельду оказался для Маркуса полезным. Предварительно отец договорился с доктором по телефону, и тот назначил время приема. Во временное пользование Ноель отдал сыну свой «опель». Когда младший Хохмайстер приехал в Мюнхен, нашел завод БМВ и вошел в кабинет начальника исследовательского отдела, ему показалось, что там никого не было. Лишь пройдя вперед, он разглядел за массивным столом белобрысую голову старичка в черной академической шапочке и в очках с золотой оправой. Маркус едва сдержал улыбку. Доктор, фамилия которого на другие языки переводилась как «богатырь», был до неприличия мал.

Не поднявшись навстречу и не подав руки, Хельд сразу же заговорил о деле:

– Ноель вкратце рассказал о вашей проблеме. К сожалению, она стоит несколько в стороне от вопросов, занимающих мою лабораторию.

– Боюсь, отец не совсем точно информировал вас. Он ничего не смыслит в необходимом мне сплаве. – Хохмайстер подал папку с техническими требованиями и чертежом.

Доктор пробежал глазами текст и, приподняв белесые брови, уставился в чертеж, изображавший трубу диаметром в 44 миллиметра и длиной один метр.

– И этот обрезок канализационной системы может иметь какое-то отношение к оружию? – хмыкнул карлик.

– И вес его не должен превышать полутора килограммов, – в тон ему ответил Хохмайстер, подивившись, что слова Хельда воспринял без раздражения, не так, как случалось в разговорах с Лешем и другими начальниками.

Хельд снова уткнулся в чертеж, поджав отвисшую губу, словно там увидел вместо конфетки кукиш.

– И чтобы он выдерживал давление порядка тысячи атмосфер… – добавил Маркус, с наслаждением отметив, как на лоб гномика набежали мелкие морщины. – Впрочем, об этом сказано в техническом задании.

Хельд наконец уяснил суть чертежа и в раздумье задвигал скошенной челюстью. Затем медленно поднялся из-за стола, просеменил к боковой стеклянной двери, ведущей в лабораторию, приказал прислать господина Бера.

– Я поручу эту работу русскому. Его фамилия Березенко, но мы зовем его просто Бер. Лучшего специалиста по сплавам у меня нет.

– А ему можно доверять? Эта деталь – важнейший компонент нового оружия.

– Перепроверен трижды.

В кабинет вошел сухопарый человек в больших круглых очках, белый халат был надет поверх серой тройки. Ничего славянского в его лице Хохмайстер не обнаружил. Волосы были темные. Залысины обнажали высокий лоб. Взгляд нервный, холодный. Он слегка поклонился Маркусу, остановился перед Хельдом. Доктор молча пододвинул листки технического требования. Бер неторопливо прочитал текст, посмотрел на чертеж. Не выказав никаких эмоций, посмотрел на шефа, ожидая приказаний.

– Вы поняли, что здесь речь идет о замене высоколегированной стали ОС-33 более дешевым и доступным сплавом, обладающим сходными свойствами? – спросил Хельд.

Русский кивнул, словно был глухонемой.

– Сколько времени потребуется на эту работу? Бер пожал угловатыми плечами.

– Это крайне срочная работа, – повысил голос Хельд, непонятно от чего раздражаясь. – Я готов освободить вас от других дел. Сосредоточьте свои усилия только на этом задании.

Русский опять кивнул.

Хохмайстер подумал, что работать вслепую, не зная конечной цели, будет трудно, поэтому решился свозить Бера в свою лабораторию. Он сказал:

– Если доктор Хельд не возражает, я готов у себя объяснить более подробно суть проблемы.

– Не возражаю, – согласился Хельд. – Но позже нам следует выполнить формальности.

– Без них не обойтись?

– Сожалею. У нас громадное предприятие, работаем на поток. Нужно согласовать договор с администрацией, арбайтсфюрером[40]завода…

«Придется ехать к Шираху», – подумал Маркус, вслух же произнес:

– Не хочу терять время на проволочки. Официальное подтверждение поступит к вам в самое ближайшее время.

– Хорошо. Я знаю вашего отца и готов пойти вам навстречу. Собирайтесь, господин Бер.

Когда русский вышел, Хохмайстер сказал:

– Я верю в это оружие! Оно принесет нам победу и… славу.

Произнеся последнее слово, Хохмайстер угадал точно: как все ущербные люди, коротышка Хельд до болезненности честолюбив. На прощание доктор уже подал руку, по его бугристому лицу скользнуло подобие улыбки.

– Не сомневайтесь, Бер справится с заданием. В кабинет вошел русский, уже в плаще и шляпе.

– Я готов. – Это были первые произнесенные им слова.

«Посмотрим, какие вы, русские, в инженерном деле», – подумал Маркус, решая, какую выбрать линию поведения: кнута или пряника?

В «опель» Хохмайстер посадил Бера рядом с собой.

– Лаборатория находится в пригороде Розенхейма, ни одна живая душа не должна знать о ней, даже Хельд, – предупредил Маркус, включив зажигание.

Бер не отреагировал на его слова. Надвинув шляпу на брови, подняв воротник плаща, он смотрел на казарменные дома из глазурованного кирпича, сырые скверы, где начинали распускаться листья, и думал о чем-то своем.

Когда это началось? Сейчас март. В сентябре прошлого года – всего-то! – он шел по бульвару Шевченко, выпрямившись, высоко подняв голову. Из стекол его очков стреляли солнечные зайчики. Мятый пиджак на костистых плечах висел нелепо. Немцы с удивлением оглядывались на неряшливую фигуру в штатском. Он миновал горластых танкистов, столпившихся у водокачки, обогнул тумбу, обклеенную приказами новых властей, не обращая внимания ни на кого кругом. Около здания, где когда-то помещался обком, а теперь разместилась немецкая комендатура, стоял бронетранспортер. Солдат в стальном шлеме, низко надвинутом на глаза, сердито повел пулеметом в сторону Березенко, но остановился, увидев, что русский идет в комендатуру. Часовой у двери молча посторонился. Березенко поднялся на второй этаж. Дежурный офицер в приемной остановил окриком: