Лудли склонил голову, потом споро возвел очи, будто в голове его сформировалась еще одна мысль.

Улыбка лорда Монфалькона была безжалостна.

– А в промежутке, Лудли, несите мне любые вести из чужестранных источников. Вы на постоянной службе.

Лудли поклонился и ретировался через Паучью дверь, дабы свершить свой путь по самой периферии забытых склепов и катакомб, сокрытых во дворце, как сам Гадес может быть сокрыт в срединном сердце Небес.

Пока Лудли продирался не без облегчения в волглый, яркий апрельский воздух, лорд Монфалькон принудил свой горячечный ум поразмыслить над вопросом предстоящего Празднования Весны, на коем Королева должна восчествовать разнообразных достойных знаменитостей и умилостивить мириады мелких сановников. Он был признателен за то, что по существу организация празднества ляжет на плечи Галлимари, Мастера Гуляний, а его коснутся лишь проблемы дипломатического свойства. Такие проблемы весьма времяемки, но, как минимум, не породят особенных последствий. Сии общественные мероприятия важны в том ключе, что демонстрируют присутствие Королевы народу, заверяя его в величии Глорианы и безопасности, богатстве и мощи Альбиона.

Он нашел стихи мастера Уэлдрейка, представленные накануне, как он запрашивал, и внимательно их прочел. Уэлдрейк всегда был ему чуть подозрителен, в особенности когда виршеплет впервые прибыл во дворец, имея репутацию поэта чувственного и нечестивого, но невозможно было сомневаться в том, что стихи его существенно улучшились под влиянием и благодаря дисциплине Двора. Монфалькон пожалел о том, что уже расписал Весенние Почести, однако наметил в следующий раз упросить Королеву даровать по крайней мере баронетство тому, кто, судя по плодам трудов, столь верно разумеет Непостижимость и Обязательственность Самой Сути Альбиона.

В платье бело-зеленом, расшитом крошечными лютиками, маргаритками и желтыми нарциссами, на открытом паланкине с каркасом, увитым гирляндами из плюща, желтофиолей, колокольчиков и бархатцев, Королева Глориана была несома ее нарядными джентльменами в просторный, огражденный стеною парк за дворцом. Здесь лань выглянула из пестрой тени дубов и тополей, что плотно скрывали из виду саму стену, а наверху, в Тропе-меж-Дерев, горнисты поднесли к губам медные горны и выдули дружно ГЛОРИАНА – приветствие и торжество.

Ибо сегодня она явилась как Майская Королева на земли, где высится Майское Древо и уже расположились царедворцы в личинах пастухов, пастушек, молочниц и их лебедей; рассеяние Купидонов и Пан, сколько-то фавнов, пять дриад, а также один гигантский Агнец. С Тро-пы-меж-Дерев и с дворцовых галерей взирали на церемонию многие другие благородные гости.

Паланкин опущен, джентльмены (среди них графиня Скайская в костюме охотника, с луком и колчаном) заняли места по обе его стороны, труппа между тем склонилась в поклонах и реверансах, вновь зазвучали горны.

ГЛОРИАНА

Высоко на балконе, дающем обзор парка, встал лорд Монфалькон, оглядев сперва красочный пейзаж внизу, а после серую тучу, разбухавшую по мере движения с запада и грозившую затмить солнце. Он вечно сожалел о том, что не управлял погодой и что доктор Ди, коего можно было бы замечательно употребить в данной связи, не открыл магического метода, дабы осуществить власть Человека над стихиями. Если пойдет дождь, доктор Ди пострадает вместе с прочими, ибо он среди них, в шерстяном обличье сатира, вместе с леди Блудд (нимфа воды в голубом шелке), сиром Амадисом Хлеборобом (элегантный ковбой), леди Памелой Хлебороб (пастушка с ерлыгой и таксидермической овцой), сиром Вивианом и леди Цинтией Сум (охотник и охотница) и мастером Эрнестом Уэлдрейком в изысканном неопределенно-пернатом камуфляже (надо думать, соловей) с поникшим плюмажем и позолоченным клювом; поэт изготовился зачесть приветствие Майской Королеве. Когда первые тяжкие капли коснулись земли, лорд Монфалькон вытянул шею, дабы расслышать далекие свирели…

Земля вся в зелени, свод неба голубеет.

Глупца и мудреца любовь равно согреет.

Природа миром, всемогуща, правит снова,

Избавя нас от ледяных зимы покровов,

И неизбывен жар пастушечьих лобзаний,

И сердце девы пламенит мильон терзаний,

И лик ничей под солнцем сим не омрачится.

Все похвалы поют. И вновь Земля родится!

Мастер Уэлдрейк извлек повлажневшие перышки из глаз и принялся читать быстрее – чернила расползались по пергаменту, превращая в кляксы строки, так и не заученные им наизусть…

Бурляща кровь, сердцебиенье —

Намек на МИТРЫ возвращенье.

Гирлянды лик святилищ тайных благородят:

Великий ПАН унять потемки дней приходит.

Несется звон колоколов по всей Земле и не смолкает:

Императрица АЛЬБИОНА Весну златую призывает!

– Отменно сказано, как и всегда, мастер Уэлдрейк! – Майская Королева взмахнула серебряным скипетром, что увит был миртом, меж тем лакеи ринулись водружать над паланкином зеленую парусину, защищая Глориану от орошения, коего другие в ожидании своей очереди обрести навес избегнуть не могли.

Дождь колотил парусину над ее головой подобно топоту бегущих ног, она же взяла меч, что поднес на подушке прихрамывавший лорд Ингльборо, и принялась возглашать храбрым моряков «сирами» прежде, сообщила она, чем они утонут в ожидании награды. Миром был обретен новый лорд или два, а владения в Девствии, Катае, Гибернии розданы трезвомыслящим мужчинам, коих лорд Монфалькон счел достойными доверия насладиться ответственностью за богатство и, получая большую долю государственных щедрот, поддерживать интересы Державы с тем большей решительностью. Посланники отправлены были за рубеж, увозя верительные грамоты и письма; иноземные посланники были, в свой черед, приняты, их письма зачитаны, сами они приветствованы. Девять маленьких девочек (каждая моложе предыдущей на равные промежутки времени, незаконнорожденные дщери Глорианы) вели овечек по затопленным лужайкам и, почихивая, лепетали пасторальные стишки, пока Королева не упросила нянечек поскорее загнать детей во дворец и высушить прежде, чем тех погубит озноб.

Квинтан, сиречь состязание конных пикинеров, отложили на завтра (или пока не воссияет солнце). Солнечная Колесница, в коей Митру, Бога Света, изображал смущенный, удрученный лорд Рэнслей, полунаг и влажен, в помятых желтых брыжах и бриджах, влекомый юношами и девами, тоже в желтом, символизирующими лучи светила, прикатила и укатила, оставив темный отпечаток на истоптанной траве. Музыканты, как бы сатиры и нимфы, получили приказ отступить в Великий Зал, где ныне устроены будут танцы; отменили и Процессию по Тропе-меж-Дерев. Решено было продлить церемонию с места, когда Глориана, привязана к Майскому Древу придворными, освобождается Рыцарством Альбиона в лице сира Танкреда, если только дождь не зарядит еще сильнее, Древо же оборонили большим квадратом парусины, что натянулся над ним подобно парусу. Мастера Уэлдрейка позвали выйти и продекламировать еще одно стихотворение.