Звуки, точно печальные и в своей печалиобиженные тонкие стрелы, обожжённые страстным огнем солнца и знающие, кудаточно попасть, чтобы задеть потаенные струны человеческой души, взмыли вверх,ударились о потолок, пробили его, в мгновении ока оказались в небе, проделавдырки в облаках, а после так же стремительно вернулись, чтобы зависнув надслушателями, метко войти острыми наконечниками им в души.

- Здорово, да? Бетховен написал ее, когда сталочень плохо слышать, - с долей благоговения перед великим композитором, сказалаМарта, подумав мимолетом, что если бы невидимый исполнитель играл "СонатуN 17" на отлично настроенном фортепиано в месте с отличной акустикой,перед этим порепетируя, то наверняка бы смог сорвать не только аплодисментызала, но и многозначно-удивленные кивки лучших профессоров консерватории,которые, надо сказать, не часто позволяли себе открытую похвальбу.

- Потом он оглох полностью, но продолжал писатьвеликие вещи...

- Ничего себе, он и правда, невероятный, -поразилась Ника.

Саша тоже это услышал и внимательно посмотрелна длинноволосую девушку, как будто бы проверяя - а не лжет ли она? Способен лиглухой человек написать музыку, которая будет цениться выше, чем многиесокровища, спустя триста лет после смерти ее создателя?

В это время "Соната N 17" плавнопереросла в еще одну, хорошо знакомую многим по фильму "Амели"мелодию, написанную композитором Яном Тирсеном. Трогательные звуки, облетевкаждого, кто внимал им, плавно влетели в сердца и нежно обвили их розовойшелковой лентой с темно-шоколадными узорами по краю.

Марта, счастливая до не сходящей улыбки налице, со вкусом втянула в себя воздух - так, как будто бы в нем летал легкий,непринужденный, но стойкий аромат музыки, и она способна была почувствоватьего.

Когда эти трое оказались неподалеку от выхода итолпы, Марта, наконец, смогла разглядеть музыканта. К ее недоверию и дажекакой-то обиде, им оказалась ненавистная Юля. Девушка, склонив красно-бордовуюголову с короткой стрижкой, самозабвенно играла на синтезаторе уже третьюмелодию - легкую, изящную, похожую на игру залетного ветра с южными теплымиволнами и нежно-желтым песком, в котором так приятно греть уставшие от долгойходьбы до пляжа или холодные после купания ноги. Электронное звучаниесовершенно не портило ее и придавало своеобразный шарм, и казалось, что каждыйраз, когда ее пальцы касаются синтезатора, вверх взмывает золотой песок,превращаясь в воздухе в бабочек. Пальцы обеих рук Юлии умело и быстро бегали поклавишам, изредка касались многочисленных регуляторов и кнопок, крутиликакие-то колесики, на секунду зависали в воздухе и вновь опускались насинтезатор - так же осторожно, как порхающие со цветка на цветок бабочки. Нопри этом самым чудесным образом пальцы Юли не забывали извлекать из инструменталадные стройные звуки. И людям вокруг это очень и очень нравилось.

Нике было странно видеть, как всего лишькакие-то взмахи рук и их легкие прикосновения к клавиатуре синтезатора приводятк тому, чтобы создавался такой восхитительный звук. Марта, по ее мнению, тожеделала нечто подобное со своей скрипкой. Вытворяла какие-то чудесатые чудеса.

- Вот блин, - выругалась Карлова-младшая, глядяна увлеченно играющую Крестову. Она и не думала застать ее тут, в магазине!

- Ты чего?

- Это она, - пожаловалась Марта. - Даже видетьее не могу.

Словно слыша ее слова, Крестова подняла головуи встретилась взглядом с Карловой. Та демонстративно отвернулась, а Юля поняла,что заигралась на синтезаторе, потеряла счет времени и совершила ошибку. Хотя,с другой стороны, что такого, что она, музыкант, приехала в этот магазин?Марат, кстати, действительно, ничего не заподозрила. Только рассердилась.

- Кого не можешь видеть? А-а-а, ее, - узналаЮлю Ника и с некоторым сочувствие тронула сестру за руку. Она знала, что тойдействительно было неприятно. - Тогда, может, пойдем? Я же знаю, как она тебябесит.

- Пойдем. - И, прежде чем Юля стала игратьследующую, четвертую вещь - аранжировку на известную песню рок-группы "RedLords", столь, кстати, любимую Мартой, кузины покинули магазин. Вслед импонеслись теперь уж не золотые, а металлические бабочки с крыльями, на которыхявственно просматривались шипы протеста и свободы духа.

Саша, которому порядок надоело торчать вмагазине, повеселел. Уже через пару минут он вез сестренку Марту домой, а ещечерез полчаса гулял по набережной с Никой, которой вдруг захотелось подышатьсвежим воздухом. Там, под покровом нежного шума быстро бегущих к далекому морюхолодных вод реки, Александр совершил еще одну маленькую победу - взял лицосветловолосой девушки в свои ладони и поцеловал, не получив при этом по лицу идобившись от нее ответной реакции, надо сказать, очень приятной.

А Марта, не зная об этом, с окрыленной душойстояла посредине комнаты и изучала свое новое приобретение, из котороговылетали действительно чистые, как хрусталь, звуки, складывающиеся в затейливуюскрипичную песнь. В тот день и вечер мама и бабушка Марты с умилением слушали,как их единственная надежда красиво, без фальши и устали играет, запершись всвоей спальне.

- Не зря все-таки мы столько сил потратили наее музыкальное образование, - когда девушка пару минут решила передохнуть, сгордостью сказала ее мама Эльвира Львовна, сидя на кухне и осторожно маленькимиглоточками попивая обжигающий кофе. Ей, кстати, Марта по совету Ники, сказала,что на покупку скрипки половину денег подбросила ей кузина, а половину онанакопила сама, к тому же истинную ее стоимость девушка умолчала, иначе ее мамаявно бы не поверила, что у двух девушек хватило средств на столь дорогую вещь.А если бы узнала про меценатство Александра, то велела бы дочери вернуть емуинструмент и более не принимать таких дорогих подарков.

- Марта и сама старалась, - возразила бабушка.- Вспомни, Эля, как она с детства упорно занималась? Гулять почти не ходила -только летом, и то не всегда. Учила свои ноты постоянно, да и в школе нахорошем счету была. Экзамены все эти свои на пятерки сдавала. С мальчиками необщалась, да и сейчас по ним не бегает.

- И слава Богу, - улыбнулась Эльвира Львовна.Естественно, она хотела, чтобы дочка нашла личное счастье, но считала, что покатой рано думать об отношениях.

- Не слава Богу, - возразила пожилая женщина. -Ей не десять лет, а двадцать уже весной будет. Пора бы и найти кого-нибудь. Я вее возрасте уже тебя родила, да и сама ты уже замуж собиралась за своего Костю.

- Не говори мне имя этого подлеца, - мигомвскинулась Эльвира Львовна, вспомнив бывшего и единственного мужа, столь подлопоступившего с ней и с их ребенком. Прошло уже столько лет, а она все не моглапростить человека, оставившего ее и дочку и ушедшего к другой женщине.

- А я тебе сразу сказала, что он мне ненравиться, - отозвалась бабушка с достоинством. - Но ты же была влюблена, Эля,и никого не слушала.