Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А потом местные стали помогать пришлым искать алкоголь. Обсуждали между собой, к кому пойти, женщина в безрукавке куда-то звонила и никак не могла дозвониться. Парень всё предлагал пойти к некоей Михалне, а женщина постарше категорически запрещала:
– Ее спиртягу один раз пьют. Потом в дурку или на кладбище.
– Я ж пью, – с чем-то вроде гордости отвечал парень.
– Ну и во что превратился?
Парень вроде как соглашался, что «превратился», и Татьяна, Дмитрий не настаивали, чтоб их вели к Михалне.
– Счас всё будет, – время от времени говорила женщина в безрукавке. – Счас Славка приедет – отвезет. Всё будет.
Литераторы переминались, подгибая то одну ногу, то другую. Они начали уставать. Бодрость, которую влили в них алкоголь, разговоры и пение, свежий воздух и марш-бросок сюда, почти иссякла; хотелось присесть, а лучше – оказаться в корпусе, лечь в кровать, накрыться одеялком.
– А вы все из города? – спросил парень.
– Мы из разных городов. Татьяна из Красноярска, Александра – Барнаул… – стал перечислять Даниэль.
– Да-а, везет вам. А мы тут родились, тут и помрем. В Драчёново… Меня, кстати, Витька зовут.
Прозаики инстинктивно поморщились – штамп. Современный деревенский, так, конечно, Витька или Юрка. Как говорится: других имен не было…
– В смысле, Драчёново? – спросил Роман.
– Ну, деревня наша так называется. Не знали?
Витька из Драчёнова…
– В наше время еще суметь надо умереть на родине, – заметил Дмитрий.
Сам он был из маленького и вымирающего городка на окраине Ленинградской области, давно жил в Петербурге, и ничего не располагало к тому, что когда-нибудь возьмет и вернется…
Послышался звук. Не звук, вернее, а целая куча звуков. Рев, треск, скрип, хлопки. Куча эта приближалась. И просыпались собаки – недовольно гавкали, а потом, поняв, что куча не влетит к ним во двор, замолкали и засыпали.
– Эт Славка, – объявила женщина в безрукавке. – Счас свозит.
Кучей звуков оказался старый жигуль непонятно какой модели. То ли «тройка», то ли «шестерка» – угадывались четыре фары. Но светила лишь одна, крайняя слева, а с правой стороны вместо них были лишь ржавые чаши и висящие обрывки проводов.
Решетки радиатора нет, бампера и номера тоже. Кузов не просто помят, а измят, будто великан в стальных перчатках решил слепить из машины колобок.
– Чё-куда? – высунулся из окошка водила лет двадцати пяти, с короткими волосами, гугнявым голосом. Опять же – типичный житель деревни. Казалось бы, на третьем десятилетии двадцать первого века не может быть ни таких автомобилей, ни таких парней и женщин, гугнявость излечиваться должна в первом классе… И литераторы наверняка подумали: вот опиши их, и критики, если таковые найдутся, стопроцентно скривятся. Дескать, ну сколько можно пихать персонажей из девяностых, множить этих «реальных пацанов» из тээнтэшных сериалов!
Но стоит прийти в деревню не в первой половине дня, когда жигуль прячется за воротами, его владелец дрыхнет во времянке, а в два часа ночи, и вот они. И куда от них денешься? Точнее, в них появляется нужда: они найдут, отвезут, помогут купить…
Витька со Славкой заговорили на своем языке и со своей интонацией, так что понять их было литераторам невозможно. Стояли и ждали, что те решат.
– Ну прыгайте кто, – сказал Славка.
– Что? – не понял Роман.
– Поехали, говорю.
Роман сел на переднее сиденье, Татьяна стала забираться на заднее.
– Ой! – вскрикнула. – Здесь кто-то.
– Да Киря наш! – Славка хмыкнул с бульканьем, точно бы втянул из носа в горло ком соплей. – Вместишься?
– Постараюсь.
Татьяна вместилась, попыталась закрыть дверь.
– Да сильне, – сказал Славка. – Хлопай, как от мужа уходишь. Во, молодец… Умешь!
Мотор схватил попытки с десятой. Заурчало, зафыркало, завелось. Тронулись.
Дорога была вроде относительно ровной, но машину трясло, каждая неровность отдавалась в задницах болезненным ударом, толчком. Ощущение, что ехали на спущенных колесах, а в сиденьях совсем нет набивки. Когда сворачивали, кузов начинал вибрировать и трястись, будто не хотел подчиняться шасси.
Славка вел, навалившись корпусом на тонкий обод руля, и Роману стало страшно, что сейчас руль согнется, сломается и они влетят в чей-нибудь огород или ухнут на дно оврага…
Нет, добрались вроде до места. По крайней мере, Славка остановил машину. Вывалился из салона. То ли тоже выпивший был, то ли просто неуклюжий.
– Ну вот, здесь, – кивнул на не по-сибирски легкую и низкую изгородь и такую же, из штакетника, калитку.
Роман подошел, постучал. Подождал. Еще постучал.
– Да разве так услышат! – хмыкнул-булькнул Славка и заорал: – Хозяева-а! – С ударением на «а». Потряс калитку.
Во дворе и в доме было тихо, зато у соседей зашлись собаки.
– Эй-й, хозяева-а-а!
Славка перегнулся, отодвинул щеколду, пошагал к дому. Роман остался. К нему подошла Татьяна.
Молчали. Может быть, хотели сказать друг другу, что плохая это оказалась затея, но не говорили. Ждали, чем кончится.
Что-то погремело на веранде. Потом вернулся Славка.
– Нет их, что ли, или спят балдые.
– Возвращаемся?
– Ну а чего…
Киря всё так же спал, привалившись головой к рваной обшивке. Рванули. Затряслись внутри кучи из рёва, треска, скрипа…
Витька и женщины расстроились, что не получилось купить. Снова заговорили на своем языке, и снова Славка наконец объявил:
– Прыгаем!
На этот раз отправились Дмитрий, Роман и Витька. Чтобы освободить место, вытащили Кирю. Тот оказался высоким и совсем молодым. Недоуменно моргал и озирался.
– Иди, сына, ляг на стол, – сказала женщина постарше. – Нá вот пакет под голову подложи.
Лечь на стол… Литераторы в свою очередь недоуменно посмотрели на женщину, но промолчали…
Новая бригада умчалась, а Татьяна, Александра и Даниэль остались ждать. Другого не оставалось.
Даниэль показно зевал, Татьяна и Александра, сибирячки не только по рождению, но и складу характера, демонстрировали образцовое терпение. Казалось, могли простоять здесь сутки, ожидая результата.
– Это, значит, сын ваш? – отзевавшись и встряхнувшись, спросил Даниэль.
– Но, – женщина постарше кивнула, – догуливает.
– В смысле?
– Повестка пришла – в армию надо.
– Но ведь такая обстановка, – сказала Татьяна.
– А что делать… Куда он без военника? Что, вон как Витьке, что ли…
Вздохи поддержки. Тихо. И собаки, устав просыпаться и тявкать, молчали.
Чернеют дома и сараи, ленты заборов. Скупой свет фонарей, и свет такой, словно из желто-белых точек, как на картинах пуантилистов. Может, они и не рисовали фонари, но напоминает почему-то… Влажно стало, вот и появилась в воздухе… как точнее определить… зернистость. Да, именно, она самая…
Загудело вдалеке, захлопало. Собаки подключились. Пить ни Даниэлю, ни девушкам уже совсем не хотелось, но почему-то заволновались, гадали: удалось купить или нет. Азарт, в