Средневековые монастыри, как и современные корпорации, продвигали исследования и предпринимательство, создавая и продавая продукты. Аббаты были своего рода генеральными директорами. Торговцы и банкиры в городах-государствах северной Италии начали коммерческую революцию и ввели международный обмен товарами и идеями, давшими начало Ренессансу. Когда итальянские города-государства попали под влияние иностранных монархов, торговцы и люди искусства перебрались на территорию Нидерландов, Бельгии и Люксембурга. Но им мешали правители Габсбурги, и поэтому столицей предпринимательства стала Британия, где власть монарха сдерживал закон. Именно там ученые, инженеры и капиталисты работали над началом Промышленной революции.

Это, и правда, был первый золотой век: Великое обогащение, как называл сей невероятный всплеск процветания в XIX–XX веках экономист Дейдра Макклоски. Средний доход человека после тысячелетнего застоя увеличился в десять раз всего за два столетия. Промышленная революция сделала возможной прибыль без завоевания и порабощения.

Философы и теологи давно признавали моральное зло рабства, но ничего не могли с ним сделать. К его запрету привели машины, которые смогли выполнять работу за людей. Новые технологии стали доступными многим, облегчили общую ношу и превратили простолюдинов в буржуазный класс, который мог требовать универсальные права и свободы. Два столетия спустя большая часть людей жила в демократических, процветающих странах. Никогда еще Четыре всадника Апокалипсиса не были такой незначительной угрозой. Даже смерть отдалилась, когда Промышленная революция привела к удвоению продолжительности жизни.

Война все еще пожирает некоторые страны, но, согласно записям Стивена Пинкера, мы живем, возможно, в самую спокойную эру истории. Никогда раньше среднестатистический человек не сталкивался со столь малой угрозой смерти в войне или от любого вида насилия. Стимулы к будущим масштабным конфликтам снизились, потому что нет необходимости захватывать богатства или фермерские угодья у соседних стран. Несмотря на рост населения, пашни в Северной Америке и Европе превращаются в леса и луга, потому что фермеры теперь могут вырастить больше урожая на меньшей территории. Эта тенденция относится и к остальному миру.

Голод и чума терзают не так много людей, как раньше. В прошлом веке определили, что только половина населения мира питается нормально: сейчас это 90 %. (Теперь самая большая проблема питания – ожирение.) Мир добился такого прогресса в борьбе с болезнями, что продолжительность жизни в бедных странах увеличилась примерно на тридцать лет – самый быстрый рост в истории. Уровень грамотности и образования становится все выше повсюду, и люди наслаждаются свободным временем, которого раньше не знали. В середине девятнадцатого столетия обычный человек в Британии работал более шестидесяти часов в неделю без отпуска. Он трудился с десяти лет и до смерти после пятидесяти. Сегодня у работников в три раза больше свободного времени: за жизнь набирается примерно две сотни тысяч дополнительных часов. Позитивный уклон захватил почти все сферы жизни человека, кроме одной – надежды.

В международных опросах именно самые богатые люди проявляют больше всего пессимизма и меньше всех это понимают. Большинство опрошенных жителей развивающихся стран, таких как Нигерия или Индонезия, знают, что условия жизни по всему миру стали лучше, и ожидают прогресса в следующие десятилетия. Но жители богатых стран как правило не разделяют этот оптимизм: они не понимают масштабы прогресса.

За последние два десятилетия уровень детской смертности в развивающихся странах упал наполовину, а мировой уровень бедности снизился на две трети, но большинство североамериканцев и европейцев считают, что эти показатели не менялись или росли. Когда их спрашивают, становится мир лучше, хуже или не меняется, меньше 10 % отвечают позитивно. Но основная масса людей считает, что все стало хуже.

Мы реагируем, как в старой поговорке: нет еды – одна проблема. Много еды – много проблем. Мы замечаем беды Первого мира и переживаем из-за далеких угроз. Мы видим проблемы, даже когда их нет. Эту склонность хорошо продемонстрировали в 2018 году социопсихолог Дэниел Гилберт и его коллеги.

Исследователи показали группе людей серию цветных точек и попросили решить, все из них синие или нет. Чем больше картинок показывали, тем меньше становилось синих точек, но люди вопреки этому видели то же самое количество и ошибочно принимали фиолетовые точки за синие. То же самое происходило, когда участникам эксперимента показывали ряд лиц и просили выделить угрожающие. Количество таких лиц все снижалось, но люди компенсировали это, ошибочно считая нейтральные лица враждебными. В финальном тесте участников попросили оценить серию предложений для научных исследований. Некоторые были определенно этичными, другие спорными, а третьи точно неэтичными. И снова, хотя количество неэтичных предложений падало, люди компенсировали это, отметая спорные варианты.

Это происходило, даже когда людей заранее предупреждали, что количество целевых объектов будет снижаться, и даже если нарочно советовали быть «последовательными» и предлагали бонусы наличными за точность. Начав искать аномалии, люди продолжали видеть их, хотя те исчезали.

Гилберт отмечает: «Когда мир становится лучше, мы критикуем его сильнее, и это может привести к ошибочному выводу, что лучше вообще не стало. Кажется, прогресс, маскируется».

Это «обусловленное распространением изменение концепта», как называет его Гилберт, помогает объяснить тренд, замеченный нами в публичных речах. Хотя продолжительность жизни растет, и мир становится безопасней, мы все больше переживаем из-за гипотетических угроз человечеству. Наши предки разумно боялись умереть молодыми, но в целом они не переживали, что погибнут все остальные. Мы принимаем долголетие как должное, но представляем терроризм, ядерное оружие или изменения климата «экзистенциональной угрозой» цивилизации или жизни на Земле. Кажется, что есть обратный закон страха: чем отдаленнее опасность, тем апокалиптичнее предупреждения. Благодаря безопасности и процветанию у нас есть время поволноваться, и торговцы страхами это используют.

Торговцы плохим

Современный мир постоянно будет в кризисе, потому что его богатство и свобода создали индустрию кризиса. В эру сельского хозяйства общество могло поддерживать нескольких интеллектуалов, обычно обязанных королевским патронам, которые не приветствовали критику своей политики. И точно не собирались платить кому-то, чтобы предупреждать население. Основными фаталистами были священниками, смышленые, как политики, и уверенные, что нужно придерживаться духовного кризиса. Они предупреждали о Судном дне Бога или личном судном дне для грешников (кризис ада). Но после Промышленной революции демократия и образование распространились по Европе, и возник новый класс светских фаталистов с их таблицами, теориями и печатной прессой.