что тем самым мы и вправду готовим молодых людей к решению жизненных задач. Наше образование позволяет молодому человеку внешне приспособиться к миру и действительности вокруг, но никто не внушает ему необходимость задуматься о приспособлении к самому себе, к психическим силам, которые гораздо могущественнее всех великих держав на планете. Система образования существует, но восходит отчасти к Античности, а отчасти к раннему Средневековью. В целом она создавалась под присмотром христианской церкви. Но нельзя отрицать, что за последние два столетия христианство, наряду с конфуцианством в Китае и буддизмом в Индии, в значительной степени утратило свою просветительскую направленность. Виноват в этом не человеческий произвол, все объясняется постепенными и повсеместными духовными изменениями, первым проявлением которых стала Реформация. Сначала усомнились в авторитете церкви как учителя, а затем ослабел и сам принцип авторитета. Неизбежным следствием стало возрастание значения личности, что нашло выражение в современных идеалах гуманности, общественного благосостояния, демократии и равенства. Крайне индивидуалистический характер этих новейших достижений уравновешивается компенсаторным возвратом к коллективному человеку, чья власть в настоящее время проявляется в массовых выступлениях. Неудивительно, что в воздухе витает ныне ощущение катастрофы, как будто с гор сошла лавина, которую ничто не может остановить. Коллективный человек грозит задушить человека индивидуального, от чувства ответственности которого в конечном счете зависит все ценное в роде человеческом. Масса как таковая всегда анонимна и безответственна. Так называемые вожди – неизбежные симптомы движения масс[150]. Истинные предводители человечества – это неизменно те люди, которые способны на саморефлексию и которые «разбавляют» мертвый груз массы хотя бы собственным весом, сознательно держась в стороне от слепых массовых порывов.

327 Но кто может противостоять этой всепоглощающей силе притяжения, когда каждый человек цепляется за другого и каждый тянет другого за собой? Только тот, кто прочно укоренен не только во внешнем мире, но и в мире внутреннем.

328 Мала и сокрыта дверь, ведущая внутрь, а вход прегражден бесчисленными предрассудками, ошибочными предположениями и страхами. Нам постоянно хочется слышать о великих политических и экономических планах, о тех самых событиях, которые, по сути, и загнали все народы в нынешнюю трясину. Поэтому кажется нелепым, когда кто-то начинает рассуждать о потайных дверях, сновидениях и мире внутри. Какое отношение этот пустой идеализм имеет к гигантским экономическим программам, к так называемым проблемам действительности?

329 Но я обращаюсь не к народам и расам, а к немногим отдельным людям, для которых само собою разумеется, что культурные ценности не падают, подобно манне, с небес, что они создаются руками конкретных людей. Если в мире что-то идет не так, это происходит потому, что не так что-то с человеком, не так что-то со мною самим. Значит, для разумного человека начинать исправление нужно с себя. Для этого требуется – ведь внешний авторитет больше ничего не значит – познание сокровенных основ моего существа, чтобы я мог твердо опираться на вечные факты человеческой души.

330 Если раньше я говорил преимущественно о сновидениях, то мною руководило стремление привлечь внимание к одному из нагляднейших подходов к миру внутреннего опыта. Есть и многие другие пути, которые я не стану обсуждать подробно. Исследование более глубоких уровней психики обнажает то, о чем мы на поверхности можем только мечтать. Неудивительно поэтому, что порой самое сильное и оригинальное из всех духовных свершений человека – деятельность религиозная – также проявляет себя в наших сновидениях. Это деятельность куда сильнее подавлена в современном человеке, нежели сексуальная активность или социальная приспособляемость. Я знаком с теми, для кого встреча со странной силой внутри себя оказалась настолько ошеломляющим опытом, что они заговорили о «Боге». Воспринимаемый так «Бог» тоже есть «теория» в буквальном смысле слова – как способ мировоззрения, как образ, который создается ограниченным человеческим разумом, чтобы выразить непостижимый и неизъяснимый опыт. Реален только опыт, его нельзя оспаривать, зато образ можно запятнать или разбить на куски.

331 Имена и слова – жалкая шелуха, но они указывают на качество испытанного нами. Именуя дьявола неврозом, мы хотим сказать, что воспринимаем демонический опыт как болезнь, характерную для нашего века. Когда мы рассуждаем о вытесненной сексуальности или подавляемой воле к власти, это означает, что даже указанные основные инстинкты пребывают в серьезном расстройстве. Когда мы говорим о Боге, то пытаемся передать некое глубинное, всеобщее значение, поскольку именно его обрели посредством опыта. Будучи в трезвом уме и памятуя об обширном непостижимом духовном наследии человечества, мы должны признать, что последнее обозначение – наиболее осторожное и наиболее скромное: оно не ставит границ опыту и не втискивает тот в какие-либо понятийные схемы – если, конечно, кому-то не пришла в голову странная мысль, будто он точно знает, что такое Бог.

332 Как ни называй эту психическую подоплеку, или изнанку, факт остается фактом: наше сознание находится под ее влиянием в очень сильной степени, причем тем больше, чем меньше мы это осознаем. Неспециалисту трудно представить, насколько на склонности, настроения и решения человека влияют темные силы психики, насколько они могут быть опасны или полезны в развитии судьбы. Наше сознание подобно актеру, забывшему, что он играет роль. Когда пьеса подходит к концу, ему все же приходится вспомнить о собственной субъективной реальности, ибо он не может далее разыгрывать Юлия Цезаря или Отелло: он становится самим собой, тем, от кого временно отдалился в силу мимолетной уловки сознания. Он должен заново осознать, что является всего-навсего лишь фигурой на сцене, играющей в пьесе Шекспира, а неподалеку сидят режиссер и постановщик, которым всегда найдется что сказать о его игре.

VIII. Состояние психотерапии сегодня[151]

333 Раньше, в пору, когда общество было менее образованным, психотерапия считалась методикой и техникой, которую возможно применять на практике едва ли не любому, кто сумел овладеть ею. В медицинских трактатах и учебниках встречались замечательные советы: «Кроме того, могут еще пригодиться массаж, холодные ванны, горный воздух и психотерапия». Суть этой «психотерапии» благоразумно не уточнялась. Конечно, пока она подразумевала гипноз, внушение, убеждение, «rééducation de la volonté»[152], куэизм и пр., фактически любой мог изучить данное ремесло и практиковать его на потребу публике, к месту и не к месту. Медицине как занятию – относя сюда и психиатров с неврологами – вообще свойственна, как известно, неторопливость, тут предусматривается длительный инкубационный период. Потому-то вышло так, что и после того, как психотерапия превратилась в психологию, а терапия перестала быть простой техникой, еще долго продолжала бытовать иллюзия, будто психологическое лечение является своего рода технической процедурой. Утверждать, что