Гадалка недоверчиво поглядела на друга и улыбнулась. Некоторое время они молчали.

— Ну, чего невеселая такая? — спросил Руденко, искоса глянув на Милославскую и увидев, что она опять нахмурилась.

— Не понимаю главного, — вздохнув, ответила Яна, — как все это связано с моим делом?

— Фу ты, тоже мне проблему нашла! — воскликнул Три Семерки, но тут же задумчиво проговорил: — Хотя да, это проблема…

Он замолчал, но буквально через пару секунд оптимистично воскликнул:

— Но проблема-то разрешимая!

Милославская неожиданно расплылась в улыбке, заявив приятелю:

— И я, кажется, даже знаю, как!

Семен Семеныч с осторожностью посмотрел на подругу: он знал, чего от нее можно было ожидать, когда она говорила таким тоном.

— Кажется, это здесь, — тихо сказал Милославской Руденко, оглядывая одноэтажное, недавно отремонтированное по первому классу здание, вход в которое был со двора.

— Офис у них, однако, как у приличных людей… — пробормотала Яна, шагнув к двери вслед за приятелем.

Перед тем, как приехать в это место — логово заинтересовавшей их бандитской группировки — они долго спорили и ругались, выдвигали разные предполжения, но в итоге все же пришли к общему мнению: единственно возможным вариантом действий был признан вариант под названием «Блеф».

Идея «Блеф» принадлежала Яне, и Семен Семеныч долго возражал против нее. Предлагал сразу вызвать опергруппу и действовать по привычному и много раз обыгранному сценарию. Однако Милославская доказывала и все-таки доказала ему, что это к их заветной цели не приведет. Гадалке дорого это стоило, но она все же склонила приятеля на свою сторону. Составив там же, на Набережной, план действий, они совершили все необходимые формальности и отправились туда, где теперь и находились.

— Джемма, веди себя очень тихо! — приказала Милославская своей собаке.

Руденко открыл дверь. Просторный, богато обставленный холл посмотрел на него угрюмо и неприветливо. Три Семерки перешагнул порог и смело вошел в офис. То же и так же сделала Милославская. В углу, в большом мягком кресле, сидел бритоголовый, плотный и круглый, как молодой арбуз, мужчина лет тридцати, в черном костюме, судя по всему — охранник. Он смотрел в прикрепленный к стене телевизор и поигрывал увесистой связкой ключей.

Приятели сделали вид, что не замечают его, и зашагали вперед.

— Куда? — прогремел он, не отрываясь от экрана.

Ему не ответили.

— Э-э-э! Вы куда?! — обеспокоенно повторил тип, видя, что незваные гости, поравнявшись с постом охраны, продолжали двигаться дальше, нахально и уверенно.

— Стойте, вам говорят! — охранник поднялся со своего места и всем телом подался вперед, намереваясь ухватить Руденко за рукав.

Тот вполне был готов к такому ходу событий и резко, чего не ожидал его противник, обернулся, схватил за запястье руку охранника и круто вывернул ее.

— Ай! Ой! Е-е-е! Вы чего?! — завопил тот, сморщив лицо.

Джемма приняла позу, выражающую ее сиюминутную готовность к агрессивному прыжку. Невероятных усилий ей стоило сейчас не поднять лай.

— Сядь на место, — сквозь зубы тихо процедил Три Семерки, глядя охраннику прямо в глаза, — и закрой свой рот!

Тот, явно не ожидая такого сопротивления, медленно, так же придерживаемый за руку Семеном Семенычем, опустился в кресло.

— Молодец! — выразительно проговорил в его адрес Руденко и, глянув на подругу, подморгнул ей.

Яна к тому времени уже достала из сумки складной перочинный нож. Она тут же обрезала идущий по стене телефонный провод и отправила в сумку лежащий на подоконнике сотовый. Глаза охранника округлились. Он побледнел, видимо, решив, что его шефу пришел конец в самом прямом смысле этого слова.

Намереваясь что-то сказать, тип открыл было рот, но Семен Семеныч больнее сжал его руку и надавил большим пальцем на запястье так, что тот тихо взвыл. В этот миг он посмотрел на Руденко глазами, полными мольбы, а Семену Семенычу это только и было нужно.

Свободной рукой достав наручники, Три Семерки защелкнул их на запястьях несчастного и пристегнул его к проходящей тут же трубе, после чего хорошенько обшарил его карманы, выудив новенький «макаров».

— Будь умницей, — строго и нравоучительно сказал он, рассматривая пистолет, — сиди тут тихо.

Глаза охранника сверкали теперь злобой, но он кивнул.

— Открой-ка рот, — сказал типу Три Семерки и двумя пальцами нажал на обе его щеки.

Тот невольно разомкнул челюсти, а Руденко быстро запихал в них свой огромный (слава богу, чистый) носовой платок. Охранник о чем-то замычал, но Три Семерки тут же поднес к его виску его же собственный «макаров» и тихо сказал:

— Заткнись!

Тот сразу успокоился, а Семен Семеныч спросил:

— Мокрый у себя?

Получив утвердительный кивок, Руденко кивнул Милославской, и они направились вперед по узкому длинному коридору, пустив впереди себя собаку. Они двигались не спеша и очень осторожно. Не дойдя несколько метров до конца коридора, оба заметили богатую деревянную дверь, посмотрели друг на друга и без слов поняли эти взгляды.

Семен Семеныч легонько потянул ручку двери на себя. Она неслышно приоткрылась. Полубоком к ним, в кресле, сидел мужчина. Он смотрел телевизор и, положив ноги на невысокий журнальный стол, курил сигару.

— Он! — шепнул подруге Руденко.

Яна решительно кивнула. Три Семерки резко распахнул дверь — овчарка мгновенно ворвалась внутрь комнаты. Приятели тут же смело ступили вслед за ней, плотно притворив за собой дверь. Мужчина резко обернулся. Он был маленького роста, худой и небритый. С его обликом никак не соотносилось определение «авторитетный».

— Спокойно, — тихо сказал Три Семерки, поворачивая защелку замка.

Джемма зарычала. Рука Мокрого, тянущаяся к столу, застыла в воздухе.

— Оставайтесь, пожалуйста, на своем месте, — холодно произнесла Милославская.

Мокрый надменно улыбнулся и принял прежнее положение.

— Мы пришли поговорить с вами, — сказала гадалка и присела на противоположное кресло. Руденко остался за спиной у хозяина офиса.

— Прежде чем разговаривать, назначают встречу или по крайней мере представляются, — холодно ответил Мокрый, но тут же с усмешкой добавил: — Хотя зачем? От вас за версту мусорней несет…

— Я бы посоветовала вам быть повежливей, — парировала Яна.

— Это почему же? — приподняв брови, спросил тот.

— Ну-у, — протянула гадалка, — ваше положение не настолько неуязвимо…

— Хм, мне об этом двадцать лет уже говорят.