Воспоминания о сегодняшнем утре вновь накатывают и трогают до дрожи.

А похрену. Гуляем. Пусть у Райденко траур, я буду праздновать.

Останавливаюсь у супермаркета и закупаюсь бухлом, закусками. На заводе проставляюсь в честь того, что скоро стану папашей. Сам не пью, но пару раз соком чокаюсь с мужиками. Они поздравлять начинают. Я полагал, поржут, как Захар. Но нет.

Рассказывают о своих детях. Главный инженер даже предлагает подарить кроватку, которая пылится у него в кладовке. Ого.

Благодарю, но отказываюсь. На том прощаемся. Они продолжают пить, я приступаю к уборке на складе: перетаскиваю инструменты, материалы. Захар уже отработал, я один здесь.

В этот раз физическая нагрузка даже в удовольствие. Из–за нехватки времени перестал посещать спортзал, и прям хочется размяться.

В конце смены, в начале девятого, переодеваюсь в раздевалке. Ко мне подходит босс — товарищ отца Захара. Протягивает конверт.

– Это что? – интересуюсь настороженно.

Тот хлопает по плечу.

– Ребята скинулись. Я чуток добавил.

– Да не надо было. Я ж здесь временно.

– Нормально. Работаешь хорошо, несмотря на то, что бесплатно. Я вижу и уважаю это. Нужно будет что — обращайся.

Еще раз впечатывает ладонь в мое плечо. Сует конверт в рюкзак и уходит. Едва один остаюсь, хватаю, открываю. Там тысяча рублей сотнями — полагаю, мужики скинулись. Аж до слез, учитывая, что тачка, на которой приехал, стоит как их все вместе взятые.

А еще в конверте несколько пятитысячных. От босса.

Почти зарплата. Настроение поднимается.

Накидываю пуховик на плечи и иду на парковку. Следующая остановка — дом Юлиных родителей.

В смысле, блть, не приезжай?!

Где попытки заставить меня жениться? Поеду–как вытрясу их.

Домофон в квартире, видно, выключен: я на кнопку жму — ничего не происходит. Тогда выбираю контакт из списка. Гудок, второй. Терпеливо жду. Снова у этого подъезда, снова один в холоде. Надоело изрядно, при этом внутри какое–то пограничное упорство.

Юлин голос из динамика мобилы тише, чем обычно:

– Матвей, привет! Ты дома уже?

– Я внизу.

Молчание. Глубокий вздох.

– Сейчас спущусь и открою тебе.

– Хорошо.

Как назло никто из соседей не выходит. Минута тянется мучительно. В какой–то момент даже кажется, что Юля передумала или не пустили.

Наконец, замок пиликает, в проеме появляется Юлино личико. Я шире открываю дверь и решительно захожу, наконец, в подъезд. Чувствую раздражение, потому что вернулись туда, откуда начали. Хотя план другой был. Что вместе. Как бы ни было.

Юля обхватывает мое лицо горячими ладонями. Я делаю с ней то же самое своими ледяными руками. Щеки мгновенно розовеют. Глаза у нее покрасневшие, но вроде бы сейчас светятся.

Мы смотрим друг на друга и воспоминания о прошлой ночи возникают яркими вспышками в памяти. Всё вокруг взрывается предвкушением. Хочу еще. Теперь, когда она в зоне доступа — нестерпимо. Мне жаль, что мы не у меня, а в этом подъезде.

Соскучился. Это сильнее меня, сильнее всего на свете. Наклоняюсь и целую в губы.

Юля приподнимается на цыпочки, подставляясь, приоткрывает рот. Едва мой язык касается ее языка — в быстром приветственном движении, Юля обнимает крепче. Я прижимаю ее к себе с силой.

– Ты как? – спрашиваю, слегка укачивая. Почему не поехала ко мне? Почему не ждала там? Зачем столько плакала? Почему не береглась?

– Тосковала.

– Я за тобой приехал.

Она отстраняется. Вновь вспыхивает, становясь теперь уже неестественно розовой. Совсем юная девочка.

– Матвей, я столько выслушала сегодня... – головой качает. – Они в шоке. Потом в комнату меня отправили, долго на кухне обсуждали ситуацию. После чего мы помирились. Обнялись, поплакали даже. – Она вытирает глаза, щеки. Но я ей не верю. Не от чувств и переполняющего счастья она сегодня рыдала. – Вроде бы всё нормально. Завтра мы с мамой поедем к ее врачу, меня там посмотрят.

– Ты ведь уже ходила к врачу, встала на учет. Четвертого января узи.

– Мама сказала, что лучше к знакомому, проверенному. Ты не переживай, они вроде бы нормально. Еще тетя Галя, папина сестра приедет на Новый год, у нее магазинчик детских вещей. Посоветует, что купить и где. Кажется... жизнь налаживается. Все на позитиве. Мама сможет взять долгий отпуск без содержания на год, тогда мне не придется бросать учебу. – Юля рассказывает бойко, но глаза опускает.

А я – руки. В который раз за день. Вновь фиксирую ее лицо, целую в губы.

– Юля, – говорю строже. – Ты ведь сама хотела заботиться о ребенке. Ты просила у меня организовать для этого условия. Мы всё придумали. Деньги на ремонт есть. И будут еще.

– Я и буду. Просто... мама поможет. Она опытная.

– Поможет двадцать четыре на семь? Мое мнение ты не хочешь спросить?

Юля снова опускает глаза, но я не позволяю. Тяну за подбородок. На душе стремно так, я слова в предложения собрать не могу, чтобы мысль разумно выразить.

– Мы не знали, что делать, а теперь проблема решается, – выпаливает она.

– Она не решается, а перекладывается.

– У нас не получится всё сделать правильно! Переехать к тебе — это дурацкая идея. Абсурдная. Как мы будем–то? Студенты!

– Это родители тебе сказали? Отец или мать? Оба? – голос звучит надтреснуто. Я снова ее теряю. Почему–то с каждым разом это больнее.

– Не ругайся. Нам учиться надо. Тебе особенно. Ребенок в доме будет этому мешать.

– Это наш ребенок. Не твоих родителей, а наш с тобой.

Она дрожать начинает. Потом вдруг льнет ко мне, к куртке холодной прижимается. Я стою минуту, потом по спине ее всё же глажу.

– Я тебя люблю, Матвей, – шепчет мне. – Я так сильно тебя люблю.

Боже. По коже удары током. Я говорю:

– Поехали домой? Вместе.

– Я не знаю.

– Мы связаны на всю жизнь. Слышишь? До конца. Ты и я. Одно будущее на двоих. Поехали?

Сжимаю ее руки.

Глаза бегают, Юля сомневается, мечется. Блть, ну выбери ты меня хотя бы один раз в жизни!

– Я тоже тебя люблю, – сдаюсь, опускаю плечи.

Она вскидывает глаза. Плачет.

Постоянно люблю. Отчего перманентно херово на душе с редкими проблесками. Но люблю и ничего не могу поделать. Нездорово, наверное.

– Если тебе больно, мне еще хуже. Ты плачешь, я злюсь сразу.