Несмотря на наивность представления, что они с Лили смогут скрывать свою связь, он решил, что будет лучше по крайней мере сделать попытку, — отсюда и его решение поехать домой, вместо того чтобы провести ночь в ее постели, что он бы предпочел.

Впрочем, его благие намерения не продлились дольше двадцати четырех часов. Ноющая от желания плоть пробудила его от неглубокого сна той же ночью. Лежа в темноте, он боролся с желанием, заставляя себя уснуть. Но тщетно. Несмотря на безумие поступка, он оделся, вышел из Андертон-Хауса, нанял кеб и поехал к дому Лили.

Ночной сторож прокричал три часа как раз перед тем, когда он поднялся на крыльцо ее дома. Чтобы не будить слуг, Итан обошел дом вокруг и перелез через кирпичную стену, окружающую маленький садик. Используя довольно удобный набор инструментов, который как-то приобрел у Рейфа, он отпер замок двери, ведущей в задний коридор. Тихо прокравшись вверх по лестнице, Итан сделал мысленную пометку распорядиться сменить замки в доме и получить ключ. А когда он оказался в ее комнате, все мысли, кроме непреодолимого желания быть с Лили, вылетели у него из головы.

Сняв с себя одежду, он скользнул под одеяло с ней рядом. Почувствовав, что она просыпается, прижал ладонь ей ко рту, чтобы заглушить крик, приблизив губы к уху.

— Это я, — прошептал он, — не бойся. — Почувствовав, что она расслабилась секунду спустя, он убрал руку.

— Господи помилуй, Итан, — выдохнула она, — ты напугал меня чуть не до смерти.

— Извини.

— Что ты здесь делаешь? Который час?

— Еще рано. И я здесь, потому что не мог уснуть. Я опять хочу тебя.

Она издала какой-то тихий звук, который напомнил ему мурлыканье.

— Бог мой. А как ты вообще попал в дом?

— Потом расскажу.

Устав от разговоров, он просунул руки под одеяло и обнаружил, что она в ночной рубашке. Он нетерпеливо потянул ее.

— В ближайшее время можешь не утруждать себя надеванием рубашек. Я все равно буду их снимать.

С удовлетворенным вздохом она запустила пальцы ему в волосы.

А спустя несколько секунд уже ничто не имело значения, кроме чувственных прикосновений Лили и блаженства ее поцелуев.

Даже сейчас, наблюдая, как она танцует, он помнил ощущение ее маленьких ладошек у него на коже, растущее искусство ее все еще неумелых ласк. Она оказалась способной ученицей, а он так многому хотел ее научить. Но сначала надо пережить следующие три часа, а потом к чертям осмотрительность — он повезет ее домой.

Кроме того, завтра им надо рано встать, потому что они едут на торги, где он планирует приобрести для нее отличную упряжку. А потом они купят и экипаж.

Он улыбнулся, с удовольствием предвкушая поездку.

Улыбка задержалась у него на губах при воспоминании об их вчерашнем разговоре, когда она заявила ему, что хочет, чтобы фаэтон был выкрашен в лазурный цвет июньского неба.

— Коляска, ты имеешь в виду, — сказал он.

— Нет, фаэтон. Красивый, небесно-голубой фаэтон.

Он засмеялся, решив немножко поддразнить ее, что выбрала такой чисто женский цвет.

— Это будет уникально. Я не уверен, что существует каретная краска такого оттенка. Возможно, тебе придется удовлетвориться оттенком потемнее, например синим.

Она сморщила носик:

— Я не хочу синий, во всяком случае, не для себя.

— Или черным. Вот уж этот цвет ты найдешь без труда.

— Фу, только не черный. Я хочу лазурный. Наверняка каретник сможет получить такой оттенок, смешав нужные цвета?

— Что ж, посмотрим. Не уверен, что у нас с этим что-нибудь получится.

Обхватив лицо ладонями, она поцеловала его долгим, нежным поцелуем.

— Получится, — прошептала она. — Мы найдем способ.

В этот момент, глядя в ее милое лицо, он поклялся, что она получит свою небесно-голубую карету, даже если для покраски ему придется нанять художника-пейзажиста.

Сейчас в бальном зале танец окончился, музыка смолкла, и пары стали покидать танцевальный круг. Идя об руку со своим партнером, Лили отыскала глазами Итана, и ее взгляд скользнул по нему в застенчивой, но легко читаемой ласке.

Взрыв жара мгновенно обжег чресла, желание ударило резко и быстро. Он смотрел не отрываясь еще долгое мгновение, потом оторвал взгляд, стиснув руки в кулаки в попытке успокоиться.

«Проклятие, — чертыхнулся он, — это будет очень длинный вечер».

Он вновь устремил взгляд туда, где она теперь стояла, разговаривая со своей подругой Давиной Коутс.

С другой стороны, их встречу можно ускорить.

Выйдя из бального зала, он отыскал ручку и бумагу и написал записку. Найдя лакея, передал ему сложенное послание вместе с монетой, чтобы обеспечить быструю доставку. Он подождал еще всего секунду, затем повернулся и зашагал к выходу.

Через полчаса Лили спустилась по ступенькам особняка и подошла к закрытой карете, ждущей неподалеку. Лакей открыл дверцу и помог ей забраться внутрь.

Из ожидающей темноты появилась рука и схватила ее за руку. Дверца захлопнулась как раз в тот момент, когда ее потянули вперед, карета тронулась, и она приземлилась на крепкие, мускулистые бедра.

Знакомые запахи и руки мужчины, на коленях которого она сидела, успокоили ее, хотя от того, что она оказалась в его объятиях, сердце заколотилось в удвоенном ритме.

— Итан, — пробормотала она, — что ты делаешь?

Он без предисловий собрал руками сиреневые шелковые юбки ее вечернего платья. Подняв их кверху, погладил обнаженную кожу ног в мучительно-соблазнительной ласке.

— А на что это похоже? — Наклонившись вперед, он прижался губами к шее, стал ласкать ее так страстно, что она выгнулась в инстинктивном наслаждении. — Я занимаюсь с тобой любовью.

— Поэтому ты послал ту записку? Я подумала, может, что случилось.

Он откинулся на спинку и встретился с ее взглядом.

— Кое-что действительно случилось. Ты нужна мне.

— В плотском смысле, ты имеешь в виду? Но ты же мог подождать. Вечер бы скоро закончился.

— Не так скоро. Я хочу тебя сейчас! — чуть не прорычал он.

— Ты собираешься быть со мной деспотом?

— В этом смысле — да. Ты моя любовница, и ты будешь принадлежать мне. Где и когда мы оба пожелаем.

Завладев ее губами, он увлек ее в царство страсти. Его поцелуй требовал от нее капитуляции, равно как и пылкого отклика. Ни секунды не думала она о сопротивлении, ибо каждое его прикосновение было блаженством, каждое объятие обжигало испепеляющей страстью, от которой она таяла и стонала. Только когда она лежала на нем, дрожащая, часто и судорожно втягивая ртом воздух, он отпустил ее.