Она с готовностью откликнулась на прикосновение, зарывшись пальцами в густой шелк его волос.

Она со стоном вновь погладила его ладонями.

Гладя ее спину, он целовал ее все крепче, задрожав всем телом, когда соски ее затвердели и заострились. С неистово погоняющей ее страстью, она жаждала безумной, необузданной, ничем не сдерживаемой скачки. Его вкус, запах и ощущение, подобно какому-то эротическому эликсиру, смели и разметали все мысли и чувства, кроме этой неистовой, примитивной жажды. В отчаянии она подняла ноги и обвила его за талию, не заботясь о том, что ее юбки упали беспорядочной путаницей между ними.

Подхватив руками под ягодицы, он приподнял ее выше. Его естество тем временем буквально рвалось из брюк. Сплетя их губы в лихорадочном танце, он понес ее вперед и усадил на стол. Гроссбухи, бумаги и ручки полетели на ковер, когда он очистил рукой поверхность.

Раньше она, возможно, ужаснулась бы содеянному, но единственное, о чем она могла сейчас думать, — это он и жажда почувствовать его в себе. Не прерывая поцелуя, он раздвинул ей ноги.

Соски ее снова запульсировали, умоляя о его прикосновении. Словно почувствовав ее желание, он стал расстегивать пуговицы платья на спине, распустив корсаж и корсет достаточно, чтобы освободить груди. Скользнув руками вниз, он взял их в ладони, удерживая и одновременно неистово лаская пальцами.

Ее веки, дрогнув, закрылись, стон слетел с губ, когда он сомкнул рот вокруг одной груди. От этого посасывания, сладостного и влажного тепла, она буквально сотряслась в его руках. Как следует ублаготворив первую, он перешел к другой груди, лаская ее с жадным нетерпением.

Немного погодя она хотела было потянуть его кверху, но он опустился на колени, задрал ее юбки до талии, затем широко раздвинул ноги.

Она представления не имела, что он собирается делать, и тело ее непроизвольно дернулось при первом прикосновении его губ к ее уж возбужденной плоти. Она инстинктивно попыталась сомкнуть бедра, но он ей не позволил, подтянув ближе к краю стола, где она балансировала, дрожа на грани безумия.

Выгнувшись, она распластала ладони по столу, чтобы не дать себе упасть, громко хватая ртом воздух в непроизвольных всхлипах, когда он целовал ее там, где она и представить не могла, что можно целовать женщину. Удовольствие едва не разрывало ее, сильнейшая дрожь сотрясла тело, когда его язык скользнул внутрь.

Волна взрывного наслаждения потрясла ее тело, блаженство было таким сильным, словно она попала в ослепляющий шторм. Но он не закончил эту сладкую пытку, ведя ее все дальше и выше до тех пор, пока одинокая слезинка не соскользнула по щеке, а волны экстаза не обрушились на нее лавиной. Протяжный стон вырвался у нее из горла.

Потом он поднялся, рывком расстегивая ширинку, чтобы освободить свое давно восставшее естество. Мягко уложив ее спиной на стол, Итан вошел в нее без ненужной теперь подготовки. Ее тело легко приняло его, словно было создано лишь для этой цели.

В отличие от первого раза теперь уже не было ни боли, ни трудности с вхождением, хотя его большое древко заполнило ее целиком.

Установив ритм, от которого у нее занялся дух, Итан совершал резкие и быстрые толчки, опершись руками по обе стороны ее головы. Он унес ее с собой в мир, где не существует ничего, кроме ошеломляющего любовного экстаза. Она гадала, не разорвется ли сердце, настолько глубоким было желание, настолько совершенным наслаждение.

А потом она вновь достигла вершины, в ушах зашумело, словно она тонула, а взрыв радости подбросил в небеса.

Он поймал ее крик освобождения нежным поцелуем, заглушив свой собственный возглас счастья.

Тяжело дыша, он коротко повалился на нее, спрятав лицо в изгибе шеи. Потом медленно приподнялся.

Она лежала с закрытыми глазами, слишком выдохшаяся и пресыщенная, боясь посмотреть на него из страха, что может увидеть. Но несколько мгновений спустя обнаружила, что ей не стоило волноваться.

— Лили, — пробормотал он, — я больше не отпущу тебя, поэтому даже не думай пытаться ускользнуть. Ты не хочешь замуж, и прекрасно, но я больше не позволю тебе не пускать меня в свою постель.

Она взглянула на него сквозь полуопущенные ресницы.

— Ты не в моей постели.

— Нет, мы использовали твой стол, и это должно сказать тебе о многом. Давай я помогу тебе подняться, пока твои мышцы окончательно не одеревенели.

Она взглянула вниз, и глаза ее расширились.

— Похоже, это у тебя такая проблема. Как это возможно так скоро?

Он бросил на нее тлеющий взгляд.

— Я был без тебя недели. Долгие, невыносимые дни, за которые во мне накопилось сильнейшее желание.

— И у тебя не было других женщин?

— Нет. И не будет, по крайней мере пока эта страсть между нами не утихнет.

«А если она никогда не утихнет?» — забеспокоилась она, но секунду спустя решила отбросить в сторону все вопросы и опасения.

«Живи одним днем, — сказала она себе, — наслаждайся моментом и не думай о будущем. У тебя еще будет достаточно времени, чтобы посмотреть в лицо реальности и всем ее отрезвляющим подробностям».

С нежностью заглянув в его прекрасные глаза, она улыбнулась и приняла его руку.

Прислонившись спиной к удобно расположенной колонне, Итан наблюдал, как Лили скользит по бальному залу в объятиях другого мужчины. Конечно, он ревновал, но держал себя в руках, уверенный, что это он будет провожать ее домой и он проведет ночь в ее постели.

Три дня миновало с тех пор, как они с Лили бурно и неистово занимались любовью на столе в ее кабинете — действо, которое навсегда изменило его взгляд на этот конкретный предмет мебели и на столы вообще.

В тот первый день, после того как она наконец согласилась стать его любовницей, она повела его к себе в спальню, признавшись по дороге, что соврала насчет дневной встречи. Приперев ее к стене, он обрушился на ее губы в таком горячем, неистовом поцелуе, что они оба едва не задохнулись. Одарив ее своей самой лукавой улыбкой, он пообещал, что следующие несколько часов она будет здорова занята.

И не разочаровал.

Закрывшись в комнате, они сняли с себя одежду и провели остаток дня, утоляя свою воистину неутолимую страсть друг к другу. Не единожды, когда он думал, что наконец она выжала его досуха, чувственный голод вновь пробуждался, словно ненасытный тигр, требующий, чтобы его накормили. С обоюдным наслаждением они сделали все возможное, чтобы ублаготворить зверя.

Около шести часов того вечера он неохотно оторвался от Лили. Хорошенько укрыв ее, оделся и оставил спящей в изнеможении, с легкой улыбкой на нежно-розовых губах.

На его лице тоже блуждала улыбка, которую сдержать не было никакой возможности, даже когда он пришел на конюшню к Пендрагонам, чтобы забрать свой экипаж. К его облегчению, слуги Рейфа и Джулианны были тактичны, никоим образом не выказывая, что находят что-нибудь странное в его более чем шестичасовом отсутствии.