Любят, пишут, настаивают на своем, но одна фраза, одна-единственная фраза – «Состоит на учете в психоневрологическом диспансере по месту жительства с диагнозом „шизофрения“ – напрочь перечеркивает все их старания. На такие жалобы ответ стандартный: „Сведения, изложенные в письме гражданина такого-то, являются вымышленными“ (как вариант – „не соответствуют действительности“).

С утра Даниловым уже интересовалась аспирантка Катя, только что вышедшая на «работу с учебой» после болезни.

— А какого рода у вас интерес к Данилову? — грубовато спросил Лычкин.

— Сугубо научный, — смутилась Катя.

— Поищите себе другого больного, — посоветовал Лычкин. — Этот Данилов из тех, от кого только и жди неприятностей.

— А на вид такой интеллигентный… — вырвалось у Кати.

— Мой двоюродный брат начинал свою врачебную деятельность в туберкулезной больнице, — улыбнулся заведующий отделением. — Сами понимаете, какой там контингент – на одного инженера четыре уголовника и пять бомжей. Потом он переквалифицировался в пульмонологи и ушел в одну ведомственную больничку, где имел дело с весьма интеллигентными людьми. Многие даже были со степенями. Так вот, к чему я это рассказываю – брат до сих пор убежден, что все зло, все кляузы и неприятности исходят от интеллигентных пациентов. И я с ним полностью согласен.

— Я учту, Геннадий Анатольевич, — пообещала Катя и ушла искать себе другого тематического больного.

Теперь вот пришла жена Данилова. Тоже тяжелый случай – врач, да еще и администратор. Конечно, по мнению Лычкина, руководство выездными бригадами нельзя было сравнить с интеллектуальной работой заведующего психиатрическим отделением, но тем не менее своему брату-руководителю, то есть – сестре, следовало оказать уважение. Предложить чаю или кофе и поговорить не на ходу, а в своем кабинете. Поговорить обстоятельно, доверительно, тем более что предмет разговора чреват кое-какими осложнениями.

От чая и кофе Елена отказалась, давая понять, что разговор планируется серьезный.

— Геннадий Анатольевич, — начала она, стараясь по максимуму сохранять спокойствие, — мне не совсем понятна ситуация с Владимиром…

— Нам она тоже не до конца понятна, — Лычкин улыбнулся и развел руками, — но я уверен, что к окончанию срока его пребывания…

— Геннадий Анатольевич, давайте не будем заглядывать в будущее! — потребовала Елена.

Она не выспалась (до пяти часов утра читала руководство по психиатрии, освежая в памяти знания, полученные на пятом курсе) и оттого чувствовала себя разбитой и не собиралась тратить силы на долгую пустопорожнюю болтовню.

— Скажите, какой диагноз у Владимира?

— В итоге мы вместе с кафедрой сошлись на шизофрении, — после небольшой паузы сказал Лычкин и подчеркнул: – Сомнений в правильности диагноза у нас нет.

— А на чем основывается диагноз? Думаю, что я как врач смогу понять…

— Елена Сергеевна, можно я задам вам встречный вопрос?

— Пожалуйста.

— Как по-вашему – смогу ли я, будучи врачом высшей категории, оценить правильность постановки диагноза… ну, скажем, инфаркта миокарда бригадой «скорой помощи»? На том же профессиональном уровне, что и вы?

— Я понимаю, к чему вы клоните, Геннадий Анатольевич. Но дело в том, что у меня как у врача и как у близкого человека есть сомнения в правильности вашего диагноза. И в целесообразности продолжения лечения в вашем отделении тоже.

— Почему? — Лычкин был само дружелюбие.

— Потому что я никогда не замечала за Владимиром чего-то такого, что натолкнуло бы меня на мысль о шизофрении…

— Естественно, ведь вы не психиатр.

— Но и не водитель автобуса. В какой-то мере, пусть даже и не наравне с вами, я могу судить о психическом здоровье своего мужа!

— Елена Сергеевна, — Лычкин улыбнулся так широко, как мог, но улыбка его больше походила на гримасу отвращения, — близким людям очень трудно быть объективными. Недаром ведь сказал поэт: «Большое видится на расстоянии». И потом, разве вы забыли, при каких обстоятельствах ваш муж попал к нам?

— Я все прекрасно помню, и у меня есть единственное объяснение происходящему.

— Так, любопытно послушать, — оживился Лычкин. — Поделитесь, Елена Сергеевна.

— Да, у Владимира были проблемы со психикой. — Елена заговорила быстро, словно боясь, что ей не дадут высказаться полностью. — Но эти проблемы носили экзогенный характер. Неприятности на работе, стресс, вызванный сменой специальности, смерть матери, увлечение алкоголем… Но я знаю его со студенческих лет и никогда, совсем никогда я не замечала за ним ничего такого шизоидного. Он всегда был вменяем и адекватен. Он не носился со сверхценными идеями, не слышал посторонних голосов, не видел того, чего не было. Мне ли как жене не заметить психических отклонений? Тем более что я врач и с психиатрией знакома не понаслышке.

— Хорошо, пусть так, — неожиданно для Елены согласился Лычкин. — Все так и было, я вам верю. Но шизофрения – это такая болезнь, которая может проявиться и в сорок лет, и в шестьдесят. Вы говорите о стрессах, но разве не могли эти стрессы стать пусковым механизмом?

— Да нет у него никакой шизофрении! — Елена чуть не расплакалась от сознания собственного бессилия. — Странный у нас с вами получается разговор…

— Согласен, странный, — кивнул Лычкин. — Но вы пришли ко мне как к заведующему отделением, и мой долг…

— Только не надо о долге! — Елена предостерегающе подняла правую руку. — Не надо красивых слов! — Рука снова легла на сумку. — Хотите, я расскажу вам, как все было?

— Конечно, хочу. — Заведующий отделением откинулся на спинку кресла, приготовившись слушать. Длинные пальцы, неслышно выбивавшие какой-то ритм на подлокотниках, выдавали его волнение. — Я вас внимательно слушаю.

— Характер у Владимира тот еще, — вздохнула Елена. — Он, должно быть, наговорил вам всяких колкостей, а то и раскритиковал какие-то ваши действия. Вам это не понравилось, и вы решили отыграться, показать ему, где раки зимуют и почем фунт лиха. Так и пошло…

— Елена Сергеевна! — Лычкин прижал ладони к вискам, словно стараясь удержать голову на ее законном месте. — Вы сами понимаете, что вы говорите? Вам вообще встречались по жизни психиатры, которые «отыгрывались», как вы выражаетесь, на больных людях? Мы с вами находимся в России, а не… где-нибудь там!

«Где-нибудь там тебя давно бы поперли взашей за такие шутки!» – подумала Елена.

Заведующий отделением сцепил руки перед собой, отгораживаясь от происходящего.

— Есть и другая версия, — продолжила Елена, которую ничуть не тронул весь этот цирк. — Вы испугались возможных жалоб и решили подстраховаться по полной программе, сделав потенциально опасного жалобщика шизофреником. Я, знаете ли, не первый день живу на свете и хорошо представляю, на какие подлости порой способны люди.