– Я не…

– Ты сама теперь решаешь, – сообщила Тоня, снимая куртку и бросая ее на верхнюю одежду брата. Затем дождалась, пока Петра неуверенно выпутается из слишком большого для ее худощавой фигурки пухового пальто. – Наша сестра Ханна, скорее всего, еще не вернулась из больницы. Может, вы уже даже знакомы.

– Не помню.

– Тебя же осматривали, верно? – Тоня снова взяла гостью за руку и повела на кухню. – Ну, врачи.

– Да. Они сказали, что нужно лучше питаться. Есть калиро…

– Калорийные продукты? Так чего же мы ждем?

– Мама сегодня в ударе! – радостно воскликнул Дункан. – У нас на обед пицца.

– Их готовят в общественной столовой, – пояснила Тоня, доставая из холодильника бутылку с имбирной газировкой. – Потом замораживают, и можно разогреть, когда угодно.

– Что это?

– Имбирная газировка. Корень имбиря, сахар и лимон, закваска для пузырьков и вода. Эту партию сделала Ханна, но вообще мы все учимся готовить и изучаем химию. А подобные напитки – сплошная практика по химии. Ну, и вкусно впридачу.

Тоня наполнила три стакана, пока Дункан разогревал пиццу, держа над ней ладони. Вскоре по кухне поплыл аромат выпечки, корочка зарумянилась, а сыр начал пузыриться.

– А у тебя какой дар? – небрежно спросил он Петру, но заметил, что та втянула голову в плечи, и сменил тему: – Ладно, так как тебе живется вместе с остальными?

– Доктор сказала что-то насчет того, что некоторые из нашего поселения заразные и нуждаются в лечении, а младенцам нужно более питательное молоко. А еще мы сейчас бойкотируем Кларенса и Миранду за то, что они взяли обувь из кожи животных.

– Жестоко, – прокомментировал Дункан, нарезая пиццу.

– Наверное, вам приходится нелегко. Особенно потому, что раньше вы жили по другим правилам, а в Нью-Хоуп все совсем иначе, – сочувственно произнесла Тоня, доставая тарелки. – Но вам нельзя было оставаться в поселении.

– Если божественное провидение заключается в том, чтобы забрать наши жизни…

– То вы просто сдадитесь и все умрете? – возмутился Дункан, раскладывая куски по тарелкам. – Не слишком-то божественно.

– А сколько тебе лет? – поинтересовалась Тоня, укоризненно посмотрев на брата и указывая Петре на стул рядом с собой.

– Не знаю точно. Я вошла в пору, но понести так и не смогла.

– Что? – Дункан застыл, не донеся пиццу до рта.

– Я вошла в пору материнства, – повторила Петра, – но хоть и возлегла со всеми, даже с Хавьером, небеса не благословили меня ребенком.

– Хочешь сказать, тебя принуждали спать со всеми, даже с тем стариком?

– Пророк не имеет возраста, – просияв, пояснила девочка. – И зачать от него дитя считается огромной честью.

– Что за дерьмо? Это все извращение какое-то!

– Дункан… – предупреждающе повысила голос Тоня, но Дункан не обратил на это внимания.

– Ты сама этого хотела? Или тебе пришлось, потому что это было законом или чем-то вроде?

– Это большая честь… Но мне было страшно, – прошептала Петра. – Хотя я и пыталась побороть свою слабость. А еще было больно, однако лишь потому, что все женщины должны расплачиваться за первородный грех Евы.

– Еще одно дерьмовое оправдание!

– Я разберусь, – сказала Тоня, отмахнувшись от Дункана, и уже более мягко заговорила с Петрой, которая виновато опустила голову: – В Нью-Хоуп учат по-другому. И если ты почитаешь книги и послушаешь взрослых, раньше тоже дело обстояло иначе. Люди, которые поступали как ваш Хавьер, считались преступниками и получали тюремный срок. У тебя есть права. Как и у любого человека. То, что мы женщины, не означает, что любой мужчина может принудить нас к сексу. Здесь никто тебя не заставит делать что-то против воли.

– Но дети нужны, чтобы увеличивать количество истинно верующих и чтобы заботиться о стариках. Очень многие умирают в утробах или при рождении, так что все женщины должны выполнять свою священную обязанность.

– В цивилизованных обществах, к каким относится и Нью-Хоуп, люди заводят детей, потому что хотят этого. Хотят заботиться о них, любить их. – Тоня была прирожденной феминисткой, но более дипломатичной, чем ее брат, а потому все же постаралась смягчить тон. – Долго ты прожила в поселении?

– Не могу точно сказать. Родилась я не там. Думаю, мы жили там две зимы. А до того переходили с места на место и постоянно прятались. Отец бил меня, чтобы прогнать демоново проклятье. Хавьер и остальные никогда не поднимали ни на кого руку и даже не повышали голос. Когда мы стали истинно верующими и покаялись, отец тоже стал спокойнее.

– Он перестал тебя бить, но все остальное – лишь другая форма насилия, – прорычал Дункан, едва справляясь с душившим его гневом. – В Нью-Хоуп следят за соблюдением законов. Если кто-то умышленно причиняет вред, то его ждет наказание. Все жители вносят свою лепту, помогают тем, что лучше всего умеют делать, трудятся на общественных работах. И мы заботимся друг о друге.

– Только один вопрос, – добавила Тоня. – Ты была счастлива в том поселении?

– Я… не знаю, – прошептала явно растерянная Петра, обхватив себя руками. – Не знаю.

– Может, тогда стоит выяснить, счастлива ли ты здесь? Пицца остывает, ешь.

– Благодарю за пищу, но… – Гостья беспомощно уставилась на тарелку. – Это же плоть животных, разве нет?

– Пепперони, – с набитым ртом ответил Дункан. – Просто убери колбасу, если не хочешь ее.

– Ее в основном делают на главной ферме и передают часть в общественную столовую, – объяснила Тоня.

Петра осторожно отлепила мясные кружочки от теста, нерешительно откусила крошечный кусочек пиццы и удивленно распахнула голубые глаза. Затем откусила еще.

– Как вкусно!

– В столовой готовят и пиццу только с овощами, – сообщила Тоня, протягивая гостье одну салфетку из стопки на столе.

– И можно просто ее взять?

– Все трудятся на благо общины – все едят, – прокомментировал Дункан.

– У вас такой большой дом, и все эти вещи. – Петра обвела глазами кухню. – И только для вас?

– Мы живем здесь с матерью и сестрой, Ханной. Дети живут с родителями, по крайней мере, до шестнадцати лет. Иногда в Нью-Хоуп приходят сироты, но их кто-то берет к себе в семью и заботится, как о своих.

– Кларенс хочет уйти и жить с другими, – закусив губу, качнула головой Петра. – Он и раньше пытался сбежать из поселения, но его поймали. Демон проклял его, дав крылья и возможность творить огонь преисподней…

– Он из фей, – заключил Дункан, переглядываясь с сестрой.

– Пришлось много раз его бойкотировать и запирать в хижине для покаяния, чтобы Кларенс наконец отверг демоново проклятье. Взрослого бы уже изгнали из поселения, но мы хотели защитить ребенка, заставить его покаяться, чтобы спасти его душу.