– Вы верите в то, что ваш отец способен на такое? – спросил Ториан.

– Он может, – кивнул Джаксиан.

– Сегодня – верховная жрица Белджис. А завтра?

Молчание.

– Сегодня новолуние, – пробормотал я. – Ночь для той, что украшена рогатым полумесяцем.

Джаксиан облизнул пересохшие губы.

– Но есть же сотня жриц старше ее.

– А кто решает?

– Боги знают! Нагьяк, наверное. Может, это и не по правилам, но будет именно так. Но как они осуществят эту подмену? В-верховная жрица остается там одна.

– Там должен быть потайной ход.

– Да, должно быть. Ох, попадись мне только этот жирный евнух! – Джаксиан вздрогнул и посмотрел на меня в упор. – Так т-ты за этим вернулся?

– Конечно. Я хотел поговорить с вами и предупредить вас.

Губы его раздвинулись в невеселой улыбке.

– Ага, я так и понял, почему ты пошел в ту дверь. Должно быть, ты видел, как я заходил туда!

Я кивнул.

На каких-то полминуты он развеселился.

– Так тебе и надо, шпион! – Но только на полминуты. Потом он снова начал чесать бороду. Он скоро весь пепел из нее вытрясет, подумал я. – И почему ты решил, что я пойду против отца в этом?

– Потому, что он не позвал вас, когда вызывал вашу сестру. – Когда нужно, я могу врать очень убедительно, и он мне поверил. Опасность миновала.

– Я д-должен обсудить это… – пробормотал он, – это святотатство! П-поговорить к-кое с кем. Г-Грамиан Фотий! И г-город в опасности…

Я понял, что Джаксиан Тарпит не решится ни на какие действия еще несколько дней. С кем он собирается говорить? Конечно, не со своим проклятым папочкой, а разговор с кем угодно еще будет означать предательство. Он будет дрожать, и переживать, и пытаться увидеть сестру, и получать отказ, и в конце концов не добьется ничего. И что он сделает в этой связи с нами? Я встал и пошел к подносу с завтраком. Если уж мне суждено вернуться в рабство, пусть это лучше будет на полный желудок.

– Кто ты? – вдруг спросил он. Я обернулся, но он обращался к Ториану.

– Воин, господин. И из Полрейна. Все остальное – так, вздор.

– Не царевич?

Ториан пожал плечами.

– Просто воин.

– А этот?

– Странствующий рассказчик. Он пришел в Занадон, так как боги во снах повелели ему.

Джаксиан заломил бровь. Ториан печально кивнул. Если бы они крутили пальцем у виска или закатывали глаза, они вряд ли выразили мысль более четко. Я уже привык к такому и не обращаю внимания. Иногда такое отношение даже кстати.

– И в-все же я видел твое лицо г-где-то, – задумчиво произнес Джаксиан.

– Многим так кажется, господин. У меня очень распространенный тип лица.

Он повернулся, как бы собираясь уходить. Он даже взялся за дверную ручку, и тут с ним случился новый приступ нерешительности. Он снова повернулся к Ториану:

– Возможно, вы оба понадобитесь мне как свидетели. Вы готовы помочь мне?

– Конечно, господин.

– Тогда поклянитесь мне клятвой воина. Вы будете держаться подальше от храма и дома моего отца. Вы ни с кем не будете обсуждать то, что рассказали мне. И вы встретитесь со мной сегодня же вечером – здесь, через час после заката. – Он не предлагал альтернативы. Ему это и не требовалось.

– Клянусь, – сказал Ториан.

– Ты можешь контролировать своего товарища?

– Нет, не может, – вмешался я. – Но я тоже клянусь. Как вы думаете, может меняла историй упустить такую?

Оба пожали плечами.

– Мы будем здесь вечером, – тихо пообещал Ториан.

– Хорошо. Я пришлю вам одежду. – Джаксиан порылся в складках своей повязки. Он вытащил горсть золота и кинул ее на кровать. – Я обещал хорошо заплатить.

Дверь за ним закрылась.

Для такого рохли он очень даже славный. Мне стало стыдно, что я наговорил ему столько лжи.

– Ему бы стоило запереть нас, – прошептал я.

– Ему бы стоило отрубить нам головы, – возразил Ториан.

И снова Джаксиан оказался верен своему слову. Скоро мы с Торианом вышли из «Бронзового кубка» на солнце. Впервые могли мы передвигаться по городу свободно, не остерегаясь ничего, ибо мы были одеты как подобает – от удобных сандалий и до шапок-горшков. Мы выступали как находившиеся в услужении у влиятельной семьи Тарпитов, и никто не посмел бы оспаривать наше право разгуливать по улицам. С помощью трактирщика мы обернули наши повязки, как того требовали законы траура, оставив правую ногу обнаженной. Мы посыпали бороды пеплом, хотя на черных зарослях Ториана он смотрелся куда более впечатляюще, чем на моем клочке бурого моха.

Улицы были относительно пусты. В воздухе ощущалось необычное, тревожное напряжение, усугубляемое зловещей тишиной. Даже латники, казалось, маршируют на цыпочках. Редкие всадники обернули копыта своих пони тряпками, а уж колесных экипажей, как я и предполагал, и вовсе не было. Зато меня немного утешило то, что волосы на женских головах все-таки остались. Они носили их распущенными, и некоторым это очень даже шло. Большинство были в ярких саронгах. И у всех встреченных нами мужчин одна нога была обнажена, а борода посыпана пеплом.

Пару раз гвардейцы замечали изукрашенную спину Ториана и шепотом окликали нас, но, посмотрев внимательно на наши повязки и скреплявшие их булавки, отпускали с миром.

Не сговариваясь, мы начали свою прогулку, спустившись по Большому Проспекту к городским воротам. Одна створка была закрыта, другая распахнута. Мало кому разрешали войти, а желающих выйти не было вовсе.

Потом мы поднялись на стену и там впервые за этот день оказались в толпе. Озабоченные, опечаленные горожане валили туда валом – посмотреть на равнину, на далекие столбы дыма. Новости и слухи возбужденным шепотом передавались от человека к человеку.

И все же форканцев пока не было видно, хотя прошел слух, что те дошли до реки. Кому-то, видимо, удалось навести некоторый порядок среди беженцев – теперь их лагеря располагались правильными рядами, уходившими в розовую дымку у горизонта.

Значит, жертвы форканцев дошли до последнего предела – им осталось только сражаться или умереть с голоду. Да и сами форканцы, должно быть, едят уже не досыта. Кто соберет урожай в Пряных Землях в этом году?

Ториан кипел бессильным гневом. Он-то понимал, что занадонской армии полагалось бы сейчас быть там же, готовясь к битве, но мы оба слышали, что говорил Тарпиту Нагьяк: военачальник Арксис хотел, чтобы эти оборванные, голодающие беженцы обескровили форканцев еще немного, прежде чем он пустит в бой свое войско. Каким омерзительным бы это ни казалось с точки зрения морали, в военном отношении такое решение было не лишено смысла. В конце концов я не слишком разбираюсь в подобных делах, чтобы судить кого-то.