— Во имя Сущего… — едва слышно прошептал воин.

— Молись, молись, Брицелл, — мягко проговорил жрец. — Молись Сущему Вовне в сердце своем. Ибо только молитва от чистого сердца достигнет горнего престола и склонит божественный слух к нашей скорбной суете.

Капитан конных егерей молитвенно сложил руки перед грудью и опустил глаза долу.

Священнослужитель простер руки с амулетом над вытянувшимся на меховом покрывале ребенком. Потом нахмурил кустистые брови, сосредоточась на тяжелой задаче, и застыл.

Брицелл, конечно же, не видел тугие петли и узлы чистой Силы, исходящие из пальцев Терциела (а никакого иного жреца имперского Храма в Ард'э'Клуэне не было, да и быть не могло). Но он ощущал их присутствие тем чувством, которое предупреждает бывалого воина о занесенном сзади над головой вражьем клинке. Сила преломлялась в амулете и вливалась в худенькое тело мальчика восьми-девяти весен от роду.

Чародей повел руками над грудиной ребенка, описал круг в месте, где срастались ребра, опустил амулет чуть ниже, прочертил второй — в области пупка, а оттуда начал осторожное движение вдоль ног, тонких и безжизненных.

Капитан егерей, не уставая взывать с мольбой к Сущему Вовне, всё же бросал тяжелые взгляды исподлобья на служителя Храма. И если бы этому суровому и безжалостному бойцу показалось, что жизни и здоровью его единственного сына угрожает хотя бы призрачная опасность, мгновения земного существования Терциела были бы сочтены. И для расправы не понадобился бы даже аккуратно прислоненный к изголовью кровати поясной меч в ножнах с начищенными бронзовыми бляхами. Голыми руками Брицелл управился бы с Терциелом едва ли не быстрее, чем сталью. Потому что малыш Эльвий был единственной связью между внешним миром и той толикой добра и света, что еще теплилась в душе Брицелла.

Девять лет назад трибун Брицелл, нобиль из захудалого рода с юга Империи, командующий манипулой принципов в двенадцатом Волчьем легионе, потерял горячо любимую жену. Затяжные роды. Неправильное положение плода. Малоопытная повивальная бабка. Этим, в общем-то, сказано всё. Люцилла не выдержала родовых мук — что-то оборвалось в сердце. Повитуха извлекла Эльвия — едва дышащего, с головой, покрытой огромными гематомами. На первый взгляд, не жилец. Но род Постумов, из которого происходил Брицелл, не зря гордился силой духа и крепостью тела своих мужчин. Недаром считанные единицы из Постумов посвящали жизнь жреческой карьере. Львиная доля нобилей уходила на военную службу. В разные годы они прославились в рядах семнадцатого Серебряного легиона, долгое время сдерживавшего натиск кочевых племен восточной степи, четвертого Северного, нашедшего гибель в заснеженных лесах Трегетрена, третьего Лазурного, увенчавшего свои штандарты немеркнущей славой в пригорянских войнах. Выходили из Постумов и неплохие моряки, капитаны дромонов. Только воинская слава мало ценилась среди нобилей Приозерной империи. Не имеющий достаточного влияния в среде жречества род неминуемо обречен на прозябание в провинции и бедность. Даже если его мужчины сильны, отважны и честолюбивы.

Эльвий, родившийся истерзанный телом, вскоре оправился и ничем не отличался от ровесников. Рано начал ходить и говорить. Его отец, еще грустивший о смерти жены, не мог нарадоваться наследником. До четырех лет. А потом Эльвий начал проявлять осторожность в ходьбе. Особенно если предстояло подниматься или спускаться по ступенькам. Избегал сидеть на корточках, а когда, расшалившись, забывал об опасениях, падал и долго не мог подняться. Дипломированный выпускник лекарского факультета Вальонской Академии осмотрел малыша и долго молчал, не решаясь сказать правду трибуну Брицеллу. Правду, которая скоро стала видна всем окружающим. Малыш обречен обезножеть. Сказалась родовая травма. Паралич нижних конечностей, мудрено выразился лекарь. А за свою излишнюю ученость вместо платы получил по зубам.

На первый раз суд трибуна оправдал. Пожалели обезумевшего от горя отца. Брицелл отделался штрафом в пять серебряных империалов. Лекарь от души простил его и даже не настаивал на возмещении убытков от вынужденного безделья во время лечения вывихнутой челюсти.

Но с тех пор жизнь показалась Брицеллу горше полыни и хинной настойки. Едва ли не всё жалованье уходило на оплату услуг как знахарей и шарлатанов, так и истинных врачей. Эльвий, оставаясь смышленым мальчонкой, наделенным живым и острым умом, стал прикованным к постели калекой. Его вид вызывал у отца вначале щемящую жалость, потом тупую злобу. Всех лекарей прогнали взашей. Трибун начал пить.

Много неразбавленного вина никому еще не шло на пользу. Однажды, возвращаясь из погребка, хозяин которого пока еще верил ему в долг, Брицелл встретил повивальную бабку, некогда принимавшую роды у Люциллы. А может, и не ее. Пьяному легионеру все старухи на одно лицо. Так или иначе, но труп повитухи собирали по всей улице, чтобы предать погребальному костру по обычаю жителей Империи.

Такого проступка ни светский, ни жреческий суды простить уже не могли. Брицелла с позором изгнали из легиона, лишили привилегий нобилитета.

К тому времени Эльвию исполнилось шесть лет.

Оставленный без средств к существованию, Брицелл Постум отправился на дальний Север. В Фан-Белл, ко двору короля Экхарда. Правители Ард'э'Клуэна всегда нуждались в пришлых бойцах. Землевладельцы-талуны самого северного из варварских королевств были еще достаточно сильны, чтобы поодиночке или объединившись представлять угрозу трону.

Это в Трегетрене баронские роды обеднели настолько, что отпрыски знатных родов искали королевской службы. В армии, в гвардии или при дворе. Это в Повесье король считался первым среди равных и мог быть без всяких обид и междоусобиц смещен советом вождей. Причем такое положение устраивало как отстраненного от власти, так и претендентов на правление. Именно так взошел на трон Мечелюб, отец ныне правящего веселинами Властомира.

В Ард'э'Клуэн дело обстояло иначе. Каждый талун побогаче и посильнее спал и видел себя в «оленьей» короне. Королям приходилось прикладывать все силы, чтобы не дать грезам соперников воплотиться в явь. Вот и тратилась весьма значительная часть доходов в казну на содержание наемной гвардии. Конных егерей. Ни народ, ни знать егерей не любили. Ставшие по той или иной причине изгоями в родной стране, они не приживались и здесь, на чужбине. Да королям это только играло на руку. Случись переворот, каждый гвардеец будет сражаться за своего хозяина насмерть, как преданный пес, зная, что в случае проигрыша и смены власти обречен.

Благодаря немалому военному опыту Брицелл быстро продвинулся от командира десятка до полусотенника и, минуя должность сотника, выскочил сразу в помощники капитана гвардии. До березозола нынешнего года им был пригорянин Эван — несравненный мечник, пугавший холодной, расчетливой жестокостью даже товарищей по оружию. После смерти Эвана, пропавшего без вести во время последней войны, капитаном стал Брицелл. Других претендентов не было. А если б нашлись столь неразумные, то у них появились бы серьезные причины опасаться за собственное здоровье. И это в лучшем случае. Безжалостностью бывший трибун-озерник ни в чем не уступал своему предшественнику пригорянину.