В этом утверждении заключена идея Канта о том, что нашу природу наряду с биологической склонностью беспокоиться о других и вступать в социальные взаимоотношения нужно вынести за скобки как не имеющую отношения к нравственности и порой даже антагонистичную ей. Это и есть чистый разум. Хорошо, но если чистый разум определяет раз и навсегда нравственный закон, то что он нам дает?

Основополагающий принцип, выдвинутый Кантом, состоит в следующем: правило нравственно верно только в том случае, если можно рационально одобрить его универсальное применение ко всем и вся, включая вас самих. Это значит, что правило должно быть применимо ко всем людям во все времена в любых условиях. Никаких смягчающих обстоятельств, никаких уверток. Только чистая логика. Неужели кто-то будет против? Вооружившись этим принципом, полагал Кант, наш чистый разум сможет прибегнуть к данной стратегии, чтобы вывести свод непреложных правил, касающихся лжи, обмана и прочего, и применять эти правила при решении нравственных вопросов в жизни.

Кантовская доктрина хромает на обе ноги: проблемы начинаются уже со слов о рациональном одобрении. Кант и его сторонники предполагают, судя по всему, что никто не сможет рационально одобрить правило, которое мы с вами интуитивно сочли бы «несправедливым». По мнению кантианцев, любой рациональный человек будет рассуждать так: если это правило несправедливо по отношению к кому-то, оно несправедливо и по отношению ко мне. Ни один разумный человек не согласится на правило, которое каким-то образом неблагоприятно для него. Например: правило позволяет порабощать людей ростом выше 193 см, и оно применимо ко мне точно так же, как и к остальным, тогда, если мой рост превышает 193 см, я пострадаю. Вот досада! По мнению кантианцев, я это правило рационально одобрить не могу. Иначе возникнет нестыковка: вроде бы я соглашаюсь и тут же отказываюсь. То есть я буду противоречить сама себе, а это иррационально. Поэтому любой рациональный человек это правило отвергнет. Именно так должен, согласно теории, действовать кантовский принцип.

Основная проблема в том, что логическая непротиворечивость как таковая никакой нравственной силы не имеет. Точно так же как не имеет нравственной силы арифметически верно решенный пример. Мораль не возникает лишь на том основании, что вы не противоречите себе.

Вот проверка, которую кантианская стратегия не выдерживает: предложить какое-нибудь нравственно одиозное правило и спросить, сможет ли кто-то последовательно его одобрить, то есть согласиться, не отвергая. В качестве примера возьмем реальный нацистский закон, согласно которому аутичных детей следовало подвергать эвтаназии[211]. Убежденный нацист и по совместительству кантианец с готовностью согласится, что это правило должно применяться ко всем без исключения при любых условиях — и даже к нему самому, имей он несчастье родиться аутистом. Он не противоречит себе. А значит, согласно Канту, убежденный нацист действительно рационально одобряет данное правило, и, следовательно, это и есть нравственное правило. И ведь такой тактикой может воспользоваться любой доморощенный фанатик или экстремист. От него требуется только быть логически последовательным. Всего-то и нужно — не противоречить себе. Чувства неприятия или отвращения, согласно Канту, не имеют отношения к делу.

Кантианцы наверняка захотели бы возразить: «Человек, предлагающий закон об эвтаназии, например, явно иррационален». Но на каком основании они возразят? «Так ведь предлагаемый закон ужасен с нравственной точки зрения». Стоп, минуточку! Кантианская идея заключается в том, что нравственную приемлемость или неприемлемость должен определять чистый разум. И если мы будем отличать рациональное от иррационального, руководствуясь интуитивными представлениями о том, что нравственно, а что безнравственно, идея рухнет. Если в ответе кантианцев вам видится замкнутый круг, вы правы. Так и есть. Для большей убедительности заметим, что, каким бы отвратительным ни казался нам нацист, он себе не противоречит. Наоборот, он совершенно последователен. Его логика, чистая логика, безупречна. Для Канта этого достаточно, чтобы квалифицировать одобряемый нацистом закон как нравственный. Так что безнадежность кантовской доктрины ясна как день.

Точно так же как наш лишь отчасти вымышленный нацист, любые извращенцы могут последовательно принимать вопиющие правила, с радостью соглашаясь пострадать, если правило распространится на них самих.

Мораль не строится и не может строиться на чистой логике. Ее нельзя отделить от нашего глубинного желания заботиться или беспокоиться об окружающих и о тех, с кем связано наше благополучие и процветание. Ее нельзя отделить от нашей потребности в социальных взаимоотношениях. Дэвид Юм отчетливо это видел. Как и всякий философ, он сознавал, что нам от природы свойственно думать о других и усваивать принятые в обществе порядки. Он понимал, что с опытом приходит умение здраво оценивать общественные нормы и решать жизненные проблемы. Забота, познание и здравомыслие — вот три взаимосвязанных и взаимозависимых начала, три кита, на которые опирается нравственное сознание. Кант же все это отвергал, делая ставку на один лишь чистый разум.

И хотя на многих философских факультетах кантовскую концепцию приняли с распростертыми объятиями, вне университетских стен она, похоже, не прижилась[212]. Вспомним убеждение Канта, что истинно нравственные правила не допускают исключений. Даже не самый толковый студент быстро сообразит, что правил без объективных исключений просто не бывает. Всегда говорить правду? Всегда, несмотря ни на что, выполнять обещание? Даже если это означает полную и безоговорочную катастрофу для всех причастных или смерть ни в чем не повинных? Я не позволяю себе лгать в корыстных целях, для собственной выгоды, но вполне допускаю ситуацию, когда приходится идти на обман, чтобы предотвратить крупномасштабные беды, или когда сказать правду — значит незаслуженно обидеть. Тем более что у нас не существует и правила высшего порядка, определяющего, когда нарушение обязательства говорить только правду все-таки окажется оправданным.

Даже золотое правило «Поступай с другими так, как хочешь, чтобы поступали с тобой» работает только в условиях общих нравственных ценностей. В старших классах у меня был ухажер, который увлекся сайентологией и превозносил ее практики. Следуя золотому правилу, он пытался обратить в свою веру и меня — ведь на моем месте ему бы хотелось, чтобы с ним поступили именно так. Нет уж, благодарю покорно! Или, как сказал Бернард Шоу: «Не поступай с другими так, как ты хотел бы, чтобы они поступали с тобой. Их вкусы могут отличаться»[213].