— А ты бы приняла меня?

— Да, — не раздумывала ни секунды я.

Последовала долгая пауза. Сердце билось в груди, как безумное.

— Дурочка, — наконец, мягко усмехнулся Кайден, — ты должна была отказаться.

Я следила, как, выйдя из-за кухонного прилавка, он неторопливо приближался, в этот раз не срезая путь стремительными, отчасти пугающими перемещениями, а просто подошел и обнял меня. Было здорово оказаться в его объятиях, но я стояла по-глупому напряженная, точно нашкодившая лицеистка.

— С каждым разом отпускать тебя становится сложнее, — вымолви он. Губы едва ощутимо коснулись моих еще влажных после купания волос, и тело от макушки до пяток пронзило магическим разрядом, словно я превратилась в громоотвод и по мне в землю прошла молния.

— Если отпустишь меня окончательно, то потом будешь до конца жизни жалеть, — пригрозила я.

— Знаю.

— Ты мне душу наизнанку выворачиваешь, — вдруг вырвалось совершенно некстати и как-то очень жалобно для самого серьезного в моей жизни признания. Оставалось только носом шмыгнуть.

— И это я тоже знаю, — вздохнул он.

Позже Кайден устроил мне допрос с пристрастием обо всем, что случилось ночью. Было непонятно, о чем он думает, слушая рассказ о нападении и о темном маге в доме Исаи Гленна, ведь его лицо оставалось непроницаемым. Более того, он даже смотрел не на меня, а в окно, но напряженная поза со скрещенными руками на груди говорила о том, что он слышал и оценивал каждое мое слово.

— И еще кое-что… — Я, наконец, решилась рассказать про убитую королеву школы. — Когда я переместилась в первый раз, то столкнулась с Аглаей Коваленко.

— Погибшая адептка? — Он бросил на меня острый, пробирающий до мурашек взгляд.

— Она была в том доме, и мне показалось, что по собственной воле. Позже ее нашли с четырьмя вырезанными рунами на руке. Что это, вообще, за место такое странное, что оттуда невозможно выйти через дверь?

— Ворота между Теветом и Абрисом.

— А почему их называют домом Исаи Гленна? — опешила я.

— Потому что когда-то ворота и были домом колдуна, виноватого в магическом взрыве.

Похоже, вид у меня был столь дурацкий, что Кайден впервые за последний час усмехнулся.

— Что, госпожа Уварова, вас учили другой истории Абриса?

— Не то слово, — отозвалась я, вспоминая, как зубрила уроки истории, где говорилось, что причиной большой взрыва был магический катаклизм. Странно было прожить почти двадцать лет и вдруг услышать, что катаклизм имел имя и фамилию.

В Тевет мы вернулись глубокой ночью, хотя перемещаться стали, когда заметенные окрестности дома знахаря погрузились в вечерние сумерки. Время скольжения через границу для меня всегда оказывалось сюрпризом.

Столицу поливал ледяной осенний дождь, ставший неожиданным и неприятным сюрпризом. Нам с трудом удалось поймать кэб, и когда возница остановился, я отодвинула кожаную занавеску. Особнячок за кованной оградой спал, озарены были только окна на первом этаже, в кабинете отца.

Дорожку к каменному крыльцу засыпали опавшие кленовые листья. Ступени блестели под светом тусклого фонаря, висевшего под крышей.

— Пойду. — Я бросила на Кайдена, сидевшего напротив, быстрый взгляд. Его лицо терялось в темноте салона.

— До встречи, Кайден.

Он сдержанно кивнул. Выбравшись под дождь, я сложила ладони над головой и ринулась к крыльцу, перепрыгивая лужи на выложенной плитками дорожке. Заскочила под крышу, но не успела потянуться к бронзовому дверному молоточку, как Кайден схватил меня за локоть и резко развернул к себе. На его волосах и лице блестели капли дождя. Глаза казались шальными.

— Ты что делаешь? Если отец увидит…

Я осеклась, когда холодными пальцами он сжал мне подбородок. Его губы нашли мои. Поцелуй был мягкий, легким, скорее намек, обещание чего-то большего, чем настоящий поцелуй.

— До встречи, Лера.

Все произошло так быстро, что я даже не успела ни распробовать, ни насладиться, так и стояла, как дура с широко открытыми глазами и смотрела, как он возвращается в карету.

Звякнул дверной колокольчик, когда-то давно еще подвешенный мамой, при жизни она любила всевозможные уютные мелочи. Открылась дверь.

— Валерия?— услышала я испуганный голос отца и резко оглянулась. — Светлые духи, это ты!

Помятый, в расстегнутом домашнем халате он остолбенел в дверном проеме и, не делая попытки обнять или просто пусть в дом, таращился на меня с таким ужасом в осунувшемся лице, точно увидел привидение. В этом мы с ним были похожи, в шоке и в панике всегда начинали туго соображать.

— Привет, пап… — И я понимала, что нас ждал сложный для обоих разговор.

Где-то далеко безлюдная улица наполнилась звонким цоканьем лошадиных копыт и грохотом колес отъезжающего кэба.

Дознавателем, появившимся в обед на следующий день, пришлось скормить сказку, будто я заблудилась ночью в лесу, после того как убежала от грабителей, и почти сутки добиралась до столицы. Хотя версия не выдерживала совершенно никакой критики, мне не задали ни одного лишнего вопроса. Видимо, все были счастливы просто от того, что я появилась.

Когда, изображая гостеприимных хозяев, мы всей семьей, то есть я, отец и тетушка Матильда, поили исключительно нелюбопытных стражей дорогущим цветочным чаем, по первому этажу разлетелся настойчивый стук дверного молотка.

— Посмотрю, кто пришел, — заявила я, заметив, как с какой готовностью тетка приподнялась с полосатого дивана.

Когда я открыла входную дверь, то даже ойкнуть не успела, как оказалась стиснутой в крепких объятиях Валентином Озеровым. Он с такой силой привлек меня к худощавому, жилистому телу, что я даже прикусила язык, в прямом смысле этого слова. От гостя пахло мужским благовонием и кисловатым запахом, характерным для перемещений сквозь магические ворота. Над нами от сквозняка истерично звенел колокольчик, на окне рядом с дверью парусом надулась занавеска, а из гостиной народ с большим удивлением следили из гостиной, как мы сливались в объятиях и вряд ли что-то понимали.

— Ты что делаешь? — зашипела я, пытаясь освободиться.

— Заткнись, Лерой, и постой спокойно, — пробормотал он, зарываясь лицом в мои распущенные волосы. — Я потратил целое состояние на твои поиски, так что заслужил компенсацию.

— Я, типа, так отрабатываю? — упираясь ладонями в его грудь, процедила я.

— Молодые люди, закройте дверь, иначе все тепло выпустите, — донесся из гостиной сдержанный голос тетушки Матильды. Отец немедленно закашлялся, подозреваю, что пытался замаскировать смех.

Наконец, заметив посторонних, Тин отпрянул от меня, как от чумной. Думала, что даже дверь закроет с другой стороны, но врожденное нахальство дало о себе знать. Он с достоинством прошел в гостиную и со всей вежливостью поклонился присутствующим.