Обрабатывать раны не стал, вколол под лопатку пять кубиков какого-то лекарства, отсыпал горсть таблеток и ушел. Напоследок он предупредил, что смысла переться сюда завтра не видит. Если рана будет сильно болеть или загноится, тогда сообщить об этом Господину Кнуту или Петру Евгеньевичу. Они передадут.

– Ясно?

– Ясно.

– Тогда выздоравливай.

– Спасибо.

– А то… – хмыкнул лекарь, направляясь к двери.

До самого вечера меня не тревожат. Немного ныла рана, но не остро, терпимо. Лишь перед обедом карлик остановился у решетки и сделал жест приблизиться.

Холодея от ужаса, подхожу.

– Покажи спину, – гаденько улыбаясь, требует он.

Поворачиваюсь и опускаю до пояса халат.

Подавшись вперед, низкорослый садист изучает результаты своей работы, несколько сглаженные умением алкаша-лекаря и временем.

– Одевайся.

И уходит.

Что он там хотел увидеть – не знаю. Наверное, отыскал. Поскольку на следующее же утро, едва закончив завтракать, по его распоряжению отправляюсь на общественно полезные работы.

Стараюсь запомнить дорогу, чтобы иметь возможность ориентироваться. Если я правильно поняла, то караульное помещение служит своеобразным шлюзом, отделяющим «тюремный» отсек от «надзирательского». Пройдя караульное помещение, мы минуем два перекрестка. У первого ответвление уходит вправо, у второго – влево.

Выйдя к третьему перекрестку, мы сворачиваем налево и сразу же входим в довольно просторное помещение, обстановка которого не оставляет сомнений в его назначении. Кухня.

– Ваша задача почистить рыбу, – сообщает карлик мне и еще одному узнику. Мужчине лет сорока, с худым лицом и кустистыми бровями. – Проверю.

В большой железной миске трепещется несколько десятков рыбин от небольших – с ладонь, до крупных – граммов на шестьсот.

Кивнув Призраку, неподвижно сидящему в дальнем углу на табуретке, Господин Кнут грозит нам плетью и выходит прочь.

Взяв палочку, к которой в два ряда прибиты крышки от пивных бутылок, скоблю по блестящему боку небольшого карпа. Чешуя летит во все стороны. Рядом воюет с рыбиной собрат по несчастью. У него выходит еще хуже.

Кошусь на сонно зевнувшего Призрака. При внимательном рассмотрении он оказывается таким же, как показался на первый взгляд. Неказистый мужичок.

Словно почувствовав взгляд, он встрепенулся, сунул в мойку кружку.

– Работайте.

Скребки задвигались интенсивнее. Кто знает, чего ждать от приближенной к Старухе особы. Все они здесь самодуры и садисты.

Призрак выходит, оставив нас одних.

Странно. Может, притаился в коридоре и будет подслушивать, не кинемся ли рыскать по холодильнику или строить планы побега. А то и глазок где-то проделал. Наблюдает.

Некоторое время мы работаем молча.

Затем мужчина, склонив ко мне голову, шепотом представляется:

– Николай. Можно просто Коля.

– Настя.

Глотая летящую во все стороны чешую, шепотом разговариваем. Одним глазом контролирую процесс чистки, вторым слежу за дверью. Здешние порядки предусматривают наказание за несанкционированное открывание рта.

– Вы давно здесь?

Николай вздыхает:

– Кажется, вечность, Настя. А на самом деле меньше месяца. Точно не скажу – календаря не веду, но дней двадцать пять, может, двадцать восемь.

Избавив рыбину от чешуи, думаю вслух:

– А чем брюхо вспороть?

– А вот так боком, – показывает Николай. Выходит неубедительно. Ребристый край пробки скорее трет, нежели режет.

– А простого ножа здесь нет?

– Не нужно рисковать.

– В каком смысле?

– Настя, тут два варианта, – грустно произносит собрат по несчастью, – либо искать нож самим, либо спрашивать у этих…

Вздохнув, соглашаюсь:

– Плохие варианты.

– А как вы пытались убежать? – после небольшой паузы, интересуется Николай.

– При медицинском осмотре попросила помощи у медсестры. Она отвела меня в подвал, а оттуда забрал уже карлик и сотоварищи.

– Полагаете, что медсестра выдала вас?

– Думаю – да. Уж больно демонстративно ручкой на прощание сделала.

– Мразь продажная!

– Точно.

Я уже ломала голову над этим вопросом, и наиболее вероятный вариант развития событий, мне кажется, именно такой. Меня могли найти и так, но… сомнительно. Во-первых, дверь открыли ключом. Во-вторых, не похоже, чтобы искали. Они просто пришли за мной. И в-третьих, Господин Кнут не казался встревоженным. Если бы медсестра не была на их стороне, он должен был бояться звонка, который она могла сделать в полицию. Он же выглядел скорее довольным, словно свершились его ожидания.

– Когда я был на обследовании, – признается Николай, – у меня крутилась мысль воспользоваться мобильником кого-нибудь из персонала.

– Не получилось, – догадалась я.

Первая почищенная и выпотрошенная рыбина отправляется в пустой тазик.

– Нет. Я не увидел ни одного. А попросить… побоялся.

– Может быть, и правильно, что не попросили.

– Да уж, – вздохнул напарник. – Вот если бы выбраться из этого бункера.

– А дальше?

– Дальше? Главное, добраться до Санатория. Там помогут, вызовут полицию.

– Не стоит на это рассчитывать. Если удастся выбраться, лучше идти в Иловайск или до Зугрэса.

– Но это очень далеко. Пешком туда месяц идти.

– Предположим, за месяц можно половину континента пешком исходить, но пару дней в пути придется провести. Но это точно лучше, чем в тот же день вернуться обратно, как я.

– Но почему нельзя в Санаторий идти? Настя, думаешь, возле него засада?

– Не возле.

– А где? – спрашивает Николай.

– В самом Санатории.

– Откуда ты это знаешь?

– Я знаю не больше твоего… – пожимаю плечами. – Но я так думаю.

– О чем?

– Тебя на обследование возили машиной?

– Да, – подтверждает собрат по несчастью. – Всех возят. Я спрашивал у нескольких ребят.

– Вот.

– Что вот?

– Сколько времени вы ехали?

– Немного.

– Меня везли минут пять. Даже с учетом погрешности не больше десяти. А за это время дальше Санатория не уедешь. Других строений в окрестностях нет… Вывод очевиден.