– Даже Старшие волхвы на это не идут!

– Им не надо, они и не идут. А тебе это позарез нужно, вот и иди, ставь Ванче толмача.

– Чего-то я не решаюсь, нарушу еще чего в ней…

– И я тоже на любимых ничего опробовать при лечении не люблю. А ты на Иване вначале потренируйся, набей руку. А чего порушишь, я налажу.

– А Ване это надо?

– И даже очень, – заверил я неуверенного в своих силах волхва. – Вспомни, как он тут с Пламеном пытался столковаться. А уж сколько мы с Наиной горя приняли, пока Ваньку двум простеньким болгарским фразам обучали, так это просто ни в сказке сказать, ни пером описать. А нам ведь еще через много разных стран ехать, и с разными народами общаться. Думаю, денек-другой Ванча здесь свои дела улаживать будет, а ты пока на Иване и поучись.

Женщина согласилась.

– Надо будет кого-нибудь в корчме на кухне вместо себя оставить, Гуца еще неловка, да и Пламену кое-чего требуется растолковать, он пока за хозяина тут остается. Ты сам-то, поди, недоволен, тем, что я к твоему другу привязалась?

– Да как сказать, – возразил я, – ехать нам еще далеко, и кто его знает, чего этот многоженец еще по дороге откаблучит. Приглянется ему распутная бабенка какая где-нибудь в Сербии или Хорватии, так я тут до весны проторчу. А ты женщина очень порядочная, строгих правил, присмотришь за этим старым балбесом.

Ванча расхохоталась, а Богуслав показал мне увесистый кулак.

– Я побегу еще кое-что сделаю, а ты, – хозяйка строго посмотрела на любимого, – тут долго-то не засиживайся. Буду ждать с нетерпением! – и убежала.

Слава вздохнул.

– Попал я тут как кур в ощип! Мечусь между бабами, вдобавок и ты от всей души осуждаешь…

Я впал в глубокие раздумья. Как все было хорошо и спокойно до этих болгарских чудес! Развелся с неверной женой, отправился за любимой невестой, ну просто тишь и благодать. Славный женский роман, да и только. А сейчас? Черте что и с боку бантик! Все женщины были бы такой историей очень недовольны.

Только кто я такой, чтобы побратима осуждать? Не судите, да и не судимы будете. У меня у самого биография изобилует подобными темными пятнами.

А кто из людей уж очень белый ангел? Возьми вот мечту любого артиста – Гамлета, принца датского. Злодей? Ну что вы! А он между делом убил отца любимой, ее саму довел до безумия и самоубийства, отправил на казнь двух своих друзей, поспособствовал отравлению матери и заколол короля, своего родного дядю. На всякий случай извел и брата любимой, но тот сам нарывался. И остался бы и дальше декламировать:

Быть или не быть, кого б еще зарезать, – но тут и ему не повезло.

И все Гамлета знают, как чрезвычайно положительного персонажа.

А Богуслав не раз бился за Русь, защищал ее от половцев, не щадя собственной жизни, по собственной воле отправился участвовать в спасении Земли, а я его за мимолетное увлечение осуждать буду? Да ни в жисть!

Вдобавок, он сегодня и мою жизнь уберег, пока я после подлого удара вампира в себя приходил. А изловчился бы этот гад и Богуслава между делом тоже бы загрыз? Но не побоялся русский герой! Целый день в засаде простоял и успел почти вовремя. Так что пусть все идет, как идет, мое тут дело маленькое, в попутчиках ныне состою, а не в атаманах. И пусть он со своими бабами сам разбирается, мое дело сторона.

– Я тебя не осуждаю и ни в чем не виню. Как вышло, так уж и вышло. Против сердца не попрешь, от судьбы не увернешься, как ты не старайся. Ладно, пошли отдыхать.

По двусмысленной улыбке озарившей лицо Богуслава было ясно – кому-то отдыхать, а кому-то еще и ночью придется поработать…

Утро прошло спокойно. Ванча привела на кухню какую-то толстушку-хохотушку, и они теперь на пару весело бренчали посудой. Окрыленный перспективой вступить в управление хозяйством с соответствующим улучшением своего финансового положения Пламен быстро подал нам завтрак и унесся на закупки.

После ночи Богуслав был слегка вяловат, но от установления в Ване переводчика не отказывался. Наина не возражала. Для контроля за процессом, и в случае чего немедленного излечения от побочных эффектов, пошел и я. Отправились в мою комнату, так как у молодых усиленно воняло какими-то Найкиными духами и притираниями.

Иван не особо верил в нашу затею, все вздыхал и говорил:

– Где там мне…, не из кудесников я…, эх, не изловчусь на чужих языках балакать…

Сели. Ваня на свободную кровать, волхв на табурет возле него, а мы с Наиной устроились на моем топчане. Богуслав вгляделся в Ивана и очень жестко произнес, переведя глаза на нас:

– Всем сидеть молча! Глупых советов не давать! Не мешаться!

Потом сосредоточил свой взор на Наине и сказал:

– А кто будет лезть под руку, буду бить прямо по голове, прямо по нахальной курчавой головенке! – и его слова шуткой отнюдь не прозвучали.

Я задумчиво потеребил свои очень короткие волосы на голове: что-то совсем и не курчавятся… А Наина почему-то расценила эти слова как угрозу в свой адрес, и махом умелась гулять на улицу, негодуя вслух на притеснения еврейского народа. Все мы, в том числе и она, хорошо понимали, что долго она молча не высидит.

Богуслав приступил к процессу. Время текло неторопливо, и особых изменений в Ванином мозгу я не замечал. Он, правда, пару раз потер лоб, но на этом эффекты и закончились. Кстати, что-то я не припоминаю у себя никаких головных болей при включении переводчика. Впрочем, там и кудесник был посильней, и у меня все-таки вырисовывались хоть какие-то задатки волхва. А у Ивана ведь ничего нету, как хочешь, так эту целину и паши.

Длилось это около часа. Потом потный, как мышь, Богуслав согнал меня с насиженного места, упал на мою кровать и сообщил каким-то хрипловатым голосом:

– Если уж сейчас не получилось, значит не получится никогда.

Ваня горестно улыбнулся – он был уверен, что мрачные предчувствия его не обманули. Никакой новизны парень в себе не чувствовал. Кстати и у меня было также, махом стихи на шведском слагать не начал. А услышал пару фраз от Олафа, торгового гостя, приехавшего к нам с товаром с Готланда, и все пошло, как по маслу.

Пора приступать к проверке. И только опыт покажет, получилось или нет.

Я присел на дежурную табуретку и спросил:

– Вань, ты как,