Аню с Вадимом отогнали в сторону. Вокруг места происшествия уже клубилась толпа.

Они стояли обнявшись и смотрели на спины любопытствующих.

– Аня, – тихо сказал Вадим, – вам незачем в этом участвовать. Сейчас начнется волокита с допросами, бумагами… Вот… – Он начал рыться в портмоне. – Поймайте такси и уезжайте. Я был в машине один…

Аня остановила его руку с веером купюр:

– Вы с ума сошли? Что за киношные жесты? Вы не виновны, а я единственный свидетель!

– Я не хочу вас в это впутывать, это я виноват. Если бы не я, вы бы сейчас спокойно занимались своими делами, а теперь…

Он осекся: медики сели в машину, и «Скорая» мигнула, отъезжая от обочины.

– Умерла, – похолодел Вадим. – Не успели!

К ним, весело улыбаясь, шел молодой парень.

– Вы водитель «Опеля»? – спросил он, махнув красным удостоверением.

– Я, – обреченно кивнул Вадим.

– Ну, пойдемте разбираться…

Пошел он не к бабке, а почему-то к машине. Вадим поплелся за ним.

– Та-а-ак, – протянул парень, оглядывая вмятину на крыле. – Застрахована машинка-то?

– Да… Я не понимаю…

– Ну, пошли к этой старой кочерге, – хмыкнул парень.

Это было слишком.

– Зачем вы так? – Вадиму этот цинизм был противен. – У меня самого мать…

– С чем вас и поздравляю!

Они протискивались через толпу зевак, Аня не отставала, вцепившись в рукав пальто Юлькиного принца. Более достойное поведение в сложившейся ситуации трудно было себе представить. Если бы он устроил истерику, начал откупаться, уговаривать Аньку быть свидетелем, то она бы не удивилась, а лишь с удовлетворением констатировала, что все они, красавчики, такие! Ей хотелось, чтобы он оказался непорядочным, подленьким, трусливым. Тогда его можно было бы навсегда вычеркнуть из своей и Юлькиной жизни. Но впереди нее, сквозь изнывающее от нетерпения народное скопище, уверенно шагал настоящий мужик. Придраться было не к чему. В ее душе начало рождаться какое-то давно забытое ощущение, которое она всеми силами старалась подавить. Оно было запретным. Но мысли и чувства уже давно подхватило мощное течение. Ее с головой захлестывали волны эмоций, затапливавшие всю ее сущность чем-то торжественным и праздничным. Аня презирала себя: как теперь смотреть в глаза Юльке, как вообще вести себя в этой ситуации? Только одна мелочь царапала сознание и не позволяла, окончательно потеряв совесть, немедленно объясниться в любви этому шикарному мужику: по неизвестной причине он представился чужим именем.

Люди расступились, и они выскочили на пустой пятачок асфальта. Бабка сидела, виновато моргая, и преданно смотрела на пожилого милиционера, что-то быстро пишущего на листе бумаги.

Увидев Вадима, она завопила что есть мочи:

– Убивают! Помогите!

Тот ошарашенно застыл, глядя на предполагаемый труп.

– Требую включить меня в программу защиты свидетелей! – несло бабку.

– Гляди-ка, – восхитился парень. – Подкованная старушенция! Ты не свидетель, мамаша, и даже не пострадавшая. Из-за тебя люди машину разбили, иномарку, между прочим. Для вас переходы сделали, светофоров наустанавливали, а вы все лезете под колеса. Вон до «зебры» рукой подать, чего ты сюда поперлась, каракатица?

Бабка заморгала, опасливо посмотрела на Вадима и заплакала:

– Сынок, не губи, у меня пенсия – слезы, внук, дочка… работает… Помочь некому… Нельзя мне в тюрьму!

– Тьфу ты, – дошло до Вадима. – Она что, не пострадала?

– Не-а, – заржал пожилой милиционер. – Думала отлежаться и на «Скорой» от тебя уехать. Врач ее только осматривать собралась, а старуха ее за грудки как схватит, чуть не уронила, и шепчет:

– Увезите меня отсюда, убьет меня бугай этот, не выдавайте.

Медичка ей:

– Что болит?

– Да ничего!

– Вас машина задела?

– Нет, я со страху упала-то…

– Ну, бригада со «Скорой» нам ее оставила и уехала, – закончил он свое повествование. – Как разбираться будем?

– Боже мой, – Вадим вытер выступившую испарину. – Да не будем мы разбираться! Надо же, дура старая, я чуть не рехнулся. Это она, как партизан, в засаде отлеживалась, пока мы тут ее хоронили? Ну, дает бабка!

Закончив все необходимые формальности, он оглянулся и увидел, что Аня исчезла.

«Надо было думать, нужны ей проблемы!» – с горечью констатировал Вадим и побрел к машине.

Аня ждала его, сидя на переднем сиденье помятого «Опеля».

– Не уехала! – Вадим радостным галопом понесся к ней.

Повреждения оказались минимальными, даже эвакуатор не понадобился. Он аккуратно съехал на асфальт и весело спросил:

– У вас аппетит не испортился или вас не прельщает обед в обществе «бабкодава»?

Аня весело рассмеялась:

– Наоборот, я зверски проголодалась!

Юлька пыталась собраться с мыслями. Надо было заставить Сергея выслушать ее. Она готовила речь, оттягивая момент объяснения. Теперь она знала, кто крал информацию, но нужно было достойно аргументировать свои догадки. Вадиму она бы запросто все рассказала, но Сергею… Юлька терялась и смущалась в его присутствии. Ей было страшно, она перестала доверять самой себе, опасаясь нового бунта со стороны речевых центров, поэтому решила зафиксировать основные пункты своего выступления на бумаге.

Нина почему-то с обеда не вернулась, хотя рабочий день уже близился к концу. В тишине работалось легче, и наконец план был готов.

Помучившись еще некоторое время, Юлька тяжело вздохнула и пошла в директорский кабинет.

Осторожно постучала и открыла дверь, не дожидаясь ответа.

Сергей сидел, подперев голову руками, и о чем-то думал, нахмурив брови и покусывая нижнюю губу.

– Здравствуйте, – проблеяла Юлька.

– Виделись уже, – буркнул он.

– Я могу и уйти, – обиделась она на его неприветливость.

– Да неужели ж? Сомневаюсь, что вы согласитесь покинуть это помещение добровольно, раз уж зачем-то вошли! – Он не знал, почему грубит ей. Это была необъяснимая внутренняя реакция, ему было неловко за недавние подозрения. Но ситуация так и не прояснилась, и это угнетало. Сергей бы все отдал за то, чтобы это оказался кто угодно, только не она.

У Юльки предательски задрожала нижняя губа, она изо всех сил пыталась удержать подступающие слезы.

«Не реветь», – приказала она себе.

Сергей тоже заметил грозные симптомы грядущей истерики и тут же смягчил свое неоправданно грубое выступление:

– Простите, не хотел вас обидеть. Что у вас там, – он кивнул на изжеванный листочек, который она теребила в руках.