Другим «новым политикам» – как Клеону, Гиперболу и Клеофонту – удавалось дольше сохранить за собой авторитетное положение. Одним словом, появилось «поколение демагогов», не связанных с системой древних аристократических родов. Впрочем, о соотношении понятий «новые политики» и «демагоги» нам еще придется сказать ниже: оно не столь однозначно, как может показаться на первый взгляд. А пока попытаемся наметить важнейшие характеристики этой группы политических лидеров.

В качестве наиболее заметной из этих характеристик, отличавшей «новых политиков» от государственных деятелей предшествующего времени, античные авторы единодушно называют их связь с миром ремесленного производства, реже – торговли. Источники постоянно подчеркивают именно эту их особенность, делают акцент на том, что, скажем, Клеон был владельцем кожевенной мастерской, Гипербол – владельцем мастерской ламп, Клеофонт – владельцем мастерской музыкальных инструментов…

Клеона афиняне так и называли «кожевником», хотя вряд ли он за всю жизнь выдубил своими руками хоть одну кожу. Этим занимались его работники, а сам он всецело посвятил себя политической карьере. Здесь необходимо подчеркнуть, что «новые политики» выдвинулись как представители не демоса в целом, а верхушки демоса. Не рядовые крестьяне становились новыми вождями полиса, а граждане весьма состоятельные.

Да и их пресловутое «низкое происхождение», не исключаем, сильно преувеличено традицией. «Новые политики» в своем подавляющем большинстве вышли отнюдь не из низов гражданского коллектива. Стоит только вслушаться в имена многих из них: Клеон, сын Клеенета, Клеофонт, сын Клеиппида… Постоянно появляется корень kle-, обозначающий славу и слабо вяжущийся с миром простонародья. Из надписей на остраконах стало известно, что отцом демагога Клеофонта был Клеиппид из Ахарн – довольно видный политический деятель эпохи Перикла, занимавший, в числе прочего, пост стратега.

Относительно социального происхождения «новых политиков» – если не всех, то, по крайней мере, их части – у нас есть следующая догадка. Недавно нам удалось установить (Суриков, 2005) наличие в афинском полисе V в. до н. э. особого общественного слоя, который мы, опираясь на одно граффито, предложили называть «демотевтами». Это – политическая элита «второго эшелона», действовавшая не на общеполисном уровне, а на уровне аттических демов, особенно сельских. Мы предполагаем, что именно они во второй половине того же столетия выдвинулись на первое место в жизни государства, сменив собой старую городскую знать. Многие из «новых политиков» выдвинулись из семей этих демотевтов, но их политические амбиции значительно возросли по сравнению с предшествующими десятилетиями. Мы считаем, в частности, что и фигура такого крупного деятеля, как Никий, может быть успешно интерпретирована в обозначенном контексте.

Во всяком случае, давно уже замечено (Gomme, 1986), что ближе к концу V в. до н. э. главные действующие лица в общественной жизни афинского полиса все реже происходят из городских демов, все чаще – из сельских. Появляются на политической сцене люди без давних связей в кругу древней аристократии, без значительного опыта государственной деятельности, но стремящиеся приобрести и такие связи, и такой опыт. Несомненно их сильное желание породниться со знатью, дабы вписаться в традиционный аристократический «истеблишмент». Характерно, что подобным «облагораживанием» себя занимались как Клеон, так и Никий – антиподы в политической жизни.

Вернемся к вопросу о том, можно ли ставить знак равенства между понятиями «новые политики» и «демагоги». На наш взгляд – нет. Под демагогами в последней трети V в. до н. э. понимали политических деятелей радикально-демократической ориентации. Прямой увязки с происхождением человека этот термин не содержал. Демагогом вполне могли назвать и Перикла, и Фемистокла, особенно на первых порах, когда слово не имело еще негативной окраски и означало, собственно, «вождь народа».

А среди «новых политиков» далеко не все были радикальными демократами. Встречаются в их числе и противники народовластия, в том числе лидеры олигархического режима Четырехсот (Антифонт, Фриних, Писандр), а также так называемые «умеренные» – лица, которые в целом не отрицали демократической политической системы и работали в ее рамках, но при этом ни в коей мере не одобряли нарастающих охлократических тенденций. Среди этих последних – прежде всего Никий, а также, например, Ферамен. Для некоторых из «новых политиков» политическая позиция неясна, или они ее просто не имели. Это, как правило, те люди, которые посвятили себя чисто военной карьере, неоднократно занимая посты стратегов, но не вмешиваясь в борьбу группировок в общественной жизни: Лахет, Демосфен, Формион, Конон и др. Судя по всему, именно в годы Пелопоннесской войны впервые наметился данный феномен: появление специалистов-военных, далеких от гражданской политики.

Даже некоторые из «новых политиков», несомненно, принадлежавших к демократическому лагерю, не носили ярлыка демагога. Не применяется этот эпитет, например, по отношению к Фрасибулу. Одним словом, далеко не все политические деятели этой генерации являлись выразителями деструктивных, охлократических тенденций, хотя были среди них, безусловно, и такие.

Послеперикловские годы стали во внутриполитической жизни Афин периодом своеобразного «полицентризма», понемногу преобразующегося в биполярность. Из среды многочисленных политиков постепенно выделились двое, вступившие между собою в соперничество за лидерство, за положение «первого гражданина», «нового Перикла». Одним из этих двоих был Клеон – первый и самый знаменитый из «новых политиков», воплощение этого феномена по преимуществу. В древнегреческой нарративной традиции Клеон выступает как самый ярко выраженный образчик демагога в худшем смысле слова.

«Проклеоновских» взглядов в нарративной традиции мы, кажется, вообще не находим. Это тот редкий случай, когда в оценке исторического деятеля все античные авторы абсолютно солидарны – и при этом их единодушная оценка просто не может быть безоговорочно верной уже потому, что слишком она одностороння. Если Клеон был действительно воплощением всех худших человеческих качеств, как его рисуют, то пришлось бы только удивляться неразумию афинского демоса, который на протяжении ряда лет доверял лицу без каких-либо позитивных черт, позволял ему оставаться одним из лидеров государства. Не будем забывать, в частности, что не кто-нибудь, а именно Клеон успешно завершил операцию при Сфактерии, одну из самых удачных афинских кампаний за весь период Пелопоннесской войны. И это при том, что он в общем-то не был военным человеком, на протяжении большей части своей карьеры оставаясь чисто «штатским» политиком (насколько это вообще было возможно в полисных условиях).

Если не брать в расчет субъективных антипатий того или иного древнегреческого писателя, всех их шокировал прежде всего стиль политического поведения Клеона, его пресловутая «неистовость». И вот здесь многое подмечено абсолютно верно. Действительно, Клеон – и, вероятно, вполне сознательно – держал себя во всех ситуациях политической жизни совершенно не так, как государственные деятели предыдущих поколений, да и большинство его современников. Выступая с трибуны, внося предложения, ведя полемику с оппонентами, он допускал и даже утрировал элементы буффонады, шутовства. Это особенно бросалось в глаза по контрасту с Периклом, чье политическое поведение – во всяком случае, в зрелые годы «афинского олимпийца», – отличалось демонстративной сдержанностью.