Парадоксальность данного суждения заключается прежде всего в том, что столь высокая оценка интересующего нас политика и полководца вступает в довольно резкое несоответствие с фактами, которые приводит сам же Фукидид и которые свидетельствуют о далеко не всегда оптимальном образе действий, нередко проявлявшемся у Никия, о его чрезмерной нерешительности, робости, вялости… Поднимался даже вопрос: а что, собственно, дало право Фукидиду и ряду других античных писателей называть его в числе выдающихся афинских государственных деятелей (Карпюк, 1994, с. 38)? Да и нет ли тут иронии со стороны автора истории Пелопоннесской войны?

Однако то же уважение к Никию прослеживается и в более поздних источниках. В частности, в высшей степени характерна оценка Аристотеля (Афинская полития. 28. 5): «Самыми лучшими (beltistoi) из политических деятелей в Афинах после деятелей старого времени, по-видимому, являются Никий, Фукидид (не Фукидид-историк, а Фукидид, сын Мелесия, политический противник Перикла. – И. С.) и Ферамен. При этом относительно Никия и Фукидида все согласно признают, что это были не только „прекрасные и добрые“ (kalus kagathus), но и опытные в государственных делах, отечески относившиеся ко всему государству». Чуть выше в том же трактате сказано (Афинская полития. 28. 3): «После смерти Перикла во главе знатных (epiphanon) стоял Никий – тот самый, который погиб в Сицилии; во главе народа (demu) – Клеон, сын Клеенета…» Кстати, обратим внимание на интереснейшее обстоятельство: Фукидида, сына Мелесия, Никия и Ферамена Аристотель числит в ряду «наилучших» политиков, а их современника Перикла – не числит! Взгляд нашего времени диаметрально противоположен. Но Аристотель (как и Платон) и в целом невысоко ставил Перикла (Will, 2003, S. 250 ff.). Никия он, как видим, оценивает выше.

Процитированный пассаж Аристотеля не должен вводить нас в заблуждение. Если воспринимать его буквально, может показаться, что Никий являлся прямым преемником Фукидида, сына Мелесия, лидером аристократической группировки в Афинах и чуть ли не «главным олигархом». Но в таком суждении не будет верным ни первая часть, ни вторая, ни третья. Между Фукидидом и Никием не прослеживается никакой преемственности; эти два политика, судя по всему, не имели друг к другу ни малейшего отношения. Аристократическое происхождение Никия более чем сомнительно. И уж ни в какой мере нельзя назвать его сторонником олигархии и врагом демоса. Об олигархах в Афинах в это время, пожалуй, говорить вообще не приходится, во всяком случае, о явных олигархах. Такую позицию никто не осмелился бы открыто заявить, и так было вплоть до поражения в Сицилийской экспедиции. Иными словами, когда афинские олигархи вышли на политическую сцену, Никий уже был мертв. И ничто не говорит о том, что, останься он в живых, Никий примкнул бы к ним. Во всяком случае, известно, что родственников Никия олигархический режим «Тридцати тиранов» подверг жестокому преследованию.

Аристотель здесь, по своему обыкновению, упрощает и схематизирует ситуацию, рассматривая политическую жизнь в Афинах V в. до н. э. сквозь призму дихотомии «демократы – олигархи». И мы совершенно не обязаны идти за ним в этом отношении. Если уж попытаться определить политическую позицию Никия – пока в самом общем виде, так сказать, в первом приближении, – то в западной историографии его обычно относят к так называемым «умеренным», и это представляется, в общем, оправданным. Иными словами, противником демократии он ни в коей мере не был, однако не одобрял ее радикализации в послеперикловское время.

Создается впечатление, что Никий среди афинских политиков в наибольшей мере претендовал быть преемником Перикла. Как ни парадоксально, в действительности таким преемником был в большей мере Клеон, который как раз Периклу себя скорее противопоставлял.

Семья, из которой происходил Никий, не отличалась знатностью и давними политическими традициями. Строго говоря, ни один из его предков никак не зарекомендовал себя в общественной жизни афинского полиса. Его, таким образом, можно, точно так же, как и Клеона, отнести к «новым политикам», чье влияние зиждилось не на традиционном авторитете, а на богатстве (Никий, как известно, был одним из богатейших людей в Афинах).

В период Пелопоннесской войны Афины, как и многие государства Греции, находились в атмосфере нарастающей нестабильности, интенсивного идейного брожения, может быть, даже разложения. Наиболее оригинальным, в чем-то даже уникальным порождением этой эпохи был афинский политический деятель и полководец Алкивиад. Вряд ли кто-нибудь станет спорить с тем, что Алкивиад был, пожалуй, самой яркой личностью не только в Афинах, но и во всей Греции конца V в. до н. э.

Алкивиад, сын Клиния, из дема Скамбониды родился около 450 г. до н. э. По своему происхождению он принадлежал к кругу высшей афинской аристократии, был выходцем из семьи с давними и богатыми политическими традициями, в которой из поколения в поколение чередовались имена Алкивиад и Клиний. К сожалению, точное название рода, из которого происходил Алкивиад по отцовской линии, из нарративной традиции с полной уверенностью не восстанавливается. Известно только, что этот род возводил свои истоки к прославленному мифологическому герою Аяксу Саламинскому и его сыну Еврисаку, переселившемуся с Саламина в Афины. Определенную путаницу в вопрос о роде Алкивиада вносят аттические ораторы IV в. до н. э., которым, судя по всему, уже не были исчерпывающе известны конкретные детали его родословной. В результате в современной историографии предлагались различные варианты названия этого рода (Евпатриды, Еврисакиды и др.); уже не столь давно, опираясь на эпиграфические данные, удалось с некоторой долей уверенности установить, что интересующий нас род назывался Саламиниями. Впрочем, пожалуй, наиболее осторожным будет воздержаться от категоричных суждений, тем более что в самом определении сущности афинского рода между различными исследователями нет единства, равно как и в вопросе о том, носили ли все без исключения роды какие-то строго определенные наименования.

Ближайшие предки Алкивиада играли весьма значительную роль в политической жизни Афин. Его прадед, носивший одинаковое с ним имя, был соратником основателя афинской демократии Клисфена. Другой прадед Алкивиада, Клиний, в 480 г. до н. э. отличился в морском сражении с персами при Артемисии. Сын этого последнего Алкивиад (в литературе его обычно называют Алкивиадом Старшим, чтобы отличать от его знаменитого внука) был подвергнут остракизму – изгнанию из Афин на десять лет, а эта мера применялась лишь к наиболее влиятельным политикам, как правило, аристократического статуса. Наконец, отец Алкивиада Клиний принадлежал к ближайшему окружению Перикла. До нас дошел эпиграфический документ – принятый афинским народным собранием в начале 440-х гг. до н. э. по инициативе Клиния декрет, направленный на упорядочение финансового управления Афинской морской державой (Meiggs-Lewis, No. 46). В 447 г. до н. э. Клиний, участвуя в так называемой Первой (или Малой) Пелопоннесской войне, погиб в битве при Коронее.

Что же касается матери Алкивиада Диномахи, то она происходила из рода Алкмеонидов, едва ли не самого знаменитого и влиятельного в Афинах. Отцом Диномахи был Мегакл, видный аристократический лидер эпохи греко-персидских войн (кстати, тоже в свое время подвергшийся остракизму), а ее матерью – Кесира, дочь Клисфена. Таким образом, она являлась двоюродной сестрой Перикла и родной сестрой его первой жены. Иными словами, жизнь и деятельность Алкивиада в известной степени может рассматриваться как часть богатой событиями истории Алкмеонидов. К тому же наш герой оказывался ближайшим родственником Перикла – «афинского олимпийца», самого влиятельного гражданина в полисе. Алкивиад был родным племянником жены Перикла и двоюродным племянником его самого. Поэтому не случайно, что, когда наш герой трех лет от роду остался без отца, его опекуном стал именно Перикл.