На улице стояли ещё десять законников во главе с Баюном. Перезарядить обрез я не успел, не подумал, а теперь и думать не было необходимости. Приплыли, милый мой Игнатиус. Я остановился, замер в позе ганфайтера[11] и пальцами левой руки пробарабанил по патронташу. Умирать, так под звуки выстрелов. Законники наводили на меня револьверы. Одно моё неправильное движение и нам с жабоидом напишут эпитафию. Одну на двоих. Я был не против такого исхода, лишь бы прихватить кого-то из татей с собой. Ведь русские по-прежнему не сдаются!

Вот только жабоид с этим уже не был согласен. Он сидел у меня на закукорках и дрожал, и шептал в ухо: не надо, не надо… Он шептал так громко, что слышали его все и улыбались.

— Товарищ твой дело говорит, — кивнул на него Баюн. — Не надо, не усложняй ситуацию, Игнатиус, положи оружие.

— Всегда есть шанс, что десять подлецов с пяти шагов промажут, а ты не промахнёшься! — с отчаянной гордостью воскликнул я, внутренне понимая, что говорю глупость.

Это понимали все, кто стоял на площадке перед подъездом, даже спавшая в сугробе девчонка, и смешки усилились.

— Жаль, живыми вы нужны, а то посоревновались бы в меткости, — с сожалением покачал головой Баюн и приказал своим. — Стреляйте ему по ногам.

Законники взвели курки, а я сжался, приготовившись к боли.

В переулок влетела цельнометаллическая Газель и скрипнула тормозами напротив подъезда. Из фургона выскочил Фархунд с укороченным автоматом в руках, направил ствол на законников и заорал грозно:

— Руки верх, шайтан! Наҷунбед[12]! Всех стрелять буду!

Я сглотнул. Вот это да: чалма, АКМ, халат — не Фархунд, а полноценный моджахед. Откуда ты взялся, друг мой дворник? Да ещё с автоматом… Но продумать эту мысль до конца я не успел. С пассажирского места выглянула Василиса и произнесла холодно:

— Что смотрим? Быстро в машину!

Повезло тебе, однако….

Ловкость: 9 + 1 = 10.

Меткость: 16 + 1 = 17.

Проницательность: 10 + 1 = 11.

Мудрость: 4–3 = 1.

Стрелковый бой: 59 + 1 = 60.

Примечание: тебе патроны зачем выдали? В потолок стрелять? Ну и чем ты после этого умнее жабоида?.

Едва мы вскочили в фургон, водитель надавил педаль газа, и Газель вылетела со двора. Законники, очнувшись от столбняка, открыли вслед нам огонь. Задняя стенка фургона промялась в нескольких местах, но выдержала — магия, не иначе, в противном случае пришлось бы смотреть на улицу сквозь решето. Водитель заложил вираж, и по инерции меня бросило лицом Василисе на колени. На какой-то миг я потерял себя. Не так давно я утверждал, что Василиса мне безразлична и я более не испытываю к ней никаких чувств. Врал. Я врал. Она мне не безразлична. Сердце моё зазвенело, дыхание перехватило, а пальцы вцепились в вожделенные колени так, как будто пытались погладить их, во всяком случае, именно так мне показалось…

Удар ладонью по щеке вернул меня на путь истинный. Я откатился к боковой стенке фургона и сделал вид, что ничего не произошло. Остальные пассажиры Газели сделали тот же вид. Впрочем, пассажиров было не много, кроме меня и Василисы, только Фархунд и жабоид. За рулём сидела древняя старушка с подстриженными под каре седыми волосами и с кошачьей реакцией. В зеркало заднего вида я разглядел её сосредоточенный прищур, направленный на дорогу. Пока я тыкался носом в Василисины колени, старушка провела Газель зигзагообразными переулками городских задворок и выехала на проспект Космонавтов. Вела она фургон довольно-таки агрессивно, перестраиваясь из одной полосы в другую и обгоняя автомобили, как заправский гонщик в голливудском боевике. Интересный способ вождения, но, главное, действенный. Спустя несколько минут такой езды Василиса сказала, что погони за нами нет.

Жабоид выдохнул и сжался в комочек, и, кажется, заплакал. Переживал из-за пережитого. Василиса подсела к нему, а я посмотрел на Фархунда.

— Не ожидал увидеть тебя в этой компании, да ещё с автоматом.

— Не держи зла, Игнатиус-ака, что скрывал лицо, — тут же откликнулся Фархунд. — Василиса тоже мой друг, просил смотреть за тобой, чтоб не обидел никто, я смотрел. Очень переживал, когда гномы гонял тебя.

— А ты, стало быть, тоже житель Мира.

Это была констатация, не вопрос, тем не менее, Фархунд утвердительно кивнул.

— Мирянин?

Он снова кивнул.

— А я новик. Раньше ты мне при встрече кланялся, а теперь я тебе должен.

— Ты не должен, ты друг мой.

— Ладно, разберёмся. За рулём кто?

— Бачабардор[13]. Э-э-э, женщина, который за детьми ходит. Старый навка, Василисин, очень душевный. Зовут тётка Кострома.

Я посмотрел на жабоида. Василиса колдовала над ним, приводила в чувства, врачевала. А по мне так утопить его как котёнка в ведре с водой. Лжец! Забивал мне память рассказами, дескать, пестунья Василисина в родовое поместье вернулась, от дел отошла, а она вон как баранку крутит. Верь после этого лешим.

Василиса закончила осматривать жабоида и повернулась ко мне.

— Теперь с тобой.

Со мной она могла бы в первую очередь. Не знаю, какова ценность Дмитрия Анатольевича, но моя несравнимо выше. Вполне достаточно того, что я чуткий. А ещё я симпатичный, не глупый и владею двумя артефактами. Это тоже кое-чего стоит.

— Не нужно ничего со мной, — оскорбленным тоном отказался я.

— А шрам откуда? — не обращая внимания на мои обидки, спросила Василиса.

— Это… На пути в Куриный околоток гномы арбалетным болтом зарядили. Нормально, уже не болит.

— Могу заживить, и следа не останется.

Она повела пальцами вдоль шрама, но я отпрянул. Я не хотел удалять этот след, пусть остаётся, и не ради какой-то ложной мужественности, а ради самой Василисы. Хочу, глядя в зеркало по утрам, вспоминать её колени, пальцы на моей щеке, и чувствовать, как от их прикосновений всё во мне взбухает и становится твёрдым…

— Пусть… — я сглотнул. — Пусть остаётся.

— Как хочешь.

Василиса отвернулась, а я вытер пот со лба. Ни одна женщина до сих пор не вызывала во мне столько сильных ощущений. Хотелось наброситься на неё, схватить, прижать к себе, а потом… потом… Что «потом»?… Желание наброситься и прижать схлынуло, голова стала ясной и чистой, как будто в меня укол успокоительного вкололи. Почаще бы такое случалось, а то рядом с Василисой я думаю не о том, о чём надо думать.