Остался на своей должности и третий секретарь МГК Богомолов. Правда, обсуждение и выборы в состав пленума МОК ВКП(б) прошли для него бурно. Рассказав свою биографию и упомянув о родственной связи с Я.Б. Гамарником, Богомолов заявил, что не подозревал о его «шпионской деятельности». Часть делегатов выразила недоверие и обвинила Богомолова в неискренности. Один из них даже поставил в пример Хрущева: «Проходит московская городская конференция. Т. Богомолов, несомненно, знал, что Гамарник был троцкистом. […] Почему т. Хрущев рассказал даже о тех своих незначительных колебаниях, которые были у него в начале работы». Другие делегаты, напротив, высказались в поддержку Богомолова. Хрущев также принял участие в обсуждении, задав формальный вопрос о том, посещала ли его жена своего брата и какие разговоры велись у него с ней[539]. Все это Никита Сергеевич знал из письма Богомолова, но посчитал нужным, чтобы тот прилюдно повторил изложенные в письме факты. В результате абсолютным большинством голосов Богомолов был оставлен в списке для тайного голосования. Видимо, и на него никаких данных у Ежова и Маленкова пока не было.

Накал эмоций и страстей на конференции был высок. К.П. Чудинова свидетельствовала: «Обстановка на заседании накалялась с каждой минутой. Ораторы один за другим сообщали об арестах новых “врагов народа” – известных старых большевиков. Много говорили о самоубийстве любимого военными начальника Главного политуправления Красной Армии Яна Гамарника, о процессе Тухачевского, Уборевича, Якира и других». По мнению Чудиновой, такая обстановка ускорила смерть старого большевика и сестры вождя Октябрьской революции М.И. Ульяновой: «Она тяжело переживала аресты, нагнетание страха и свое бессилие что-либо изменить»[540]. Ульянова умерла 12 июня, на другой день после окончания областной партконференции и официального сообщения о раскрытии военно-фашистского заговора в РККА.

Резолюция, принятая на областной конференции, содержала еще более резкие оценки, касавшиеся борьбы с «врагами народа». В нее, принятую по образцу резолюции городской конференции, включили также основные положения из передовицы «Правды» от 5 июня 1937 г. Среди прочего резолюция провозглашала: «Московская конференция заверяет Центральный комитет партии, что нет и не будет пощады троцкистско-бухаринско-рыковским шпионам и лазутчикам германского фашизма. Карающий меч пролетарской диктатуры не притупился и не заржавел. Он опустится на головы тех, кто хочет разодрать на клочки нашу прекрасную и дорогую родину и отдать ее под ярмо германо-японского фашизма. Злейших врагов народа, продавшихся иностранным разведкам, мы будем выкуривать из всех нор и уничтожать, как бешеных собак!»[541]

Работа московской областной партконференции завершилась утром 11 июня 1937 г. Но финальной точкой всей весенней кампании выборов партийного руководства стал пленум МК ВКП(б). Под председательством Н.С. Хрущева, в присутствии 92 человек, состоялись выборы трех секретарей и бюро МК ВКП(б). Единогласно тайным голосованием были избраны все выдвинутые кандидаты[542]. Такое единодушие вполне объяснимо. В тот же день Хрущев был на приеме у вождя[543]. Причиной визита, среди прочего, мог стать краткий отчет по итогам конференции, а также консультации по отдельным кандидатурам в состав бюро.

Кандидатуры первых двух секретарей сенсацией не стали – Н.С. Хрущев и Д.С. Коротченко. На должность третьего секретаря была предложена кандидатура первого секретаря Рязанского райкома Н.И. Щучкина – спустя пять лет областное партруководство, наконец, оценило его деятельность. А вот состав бюро изменился. Практика включения в состав бюро, помимо первого и вторых секретарей МОК-МГК, председателей Моссовета, МОИК, представителей областного УНКВД, МВО, секретаря важного для военно-промышленного комплекса Тульского района, осталась. Кое-где лишь изменились фамилии представителей этих организаций и учреждений. Впервые за долгие годы МВО представлял не комиссар политуправления, а новый командующий округа – С.М. Буденный.

Кардинально изменился список кандидатов в члены бюро. Помимо секретаря МК ВЛКСМ С.Д. Ильинского, туда не попал заместитель заведующего Отделом руководящих партийных органов ЦК ВКП(б) Г.М. Маленков. Никто из ранее представленных руководителей отделов МК ВКП(б) – сельскохозяйственного, культурно-пропагандистского, промышленного – также не был включен в список для голосования. Исключением стал лишь один отдел руководящих парторганов, который с мая 1937 г. возглавлял новый заведующий Г.М. Стацевич. Кадровый резерв для пополнения бюро МК таким образом сократился до одного человека и стал в три раза меньше, чем в МГК.

Остался ли доволен Сталин инициированной им кампанией всеобщих партийных выборов, в частности ее результатами в Москве? Определенную информацию на сей счет можно извлечь из документа, хранящегося в его личном архиве. 5 июля 1937 г., под впечатлением от всего произошедшего, Н.К. Крупская написала Сталину письмо[544]. Оно было посвящено, большей частью, обстановке в наркомате просвещения и впечатлениям от недавно прошедших в Москве партконференций. Мысли, на которые автор специально хотела обратить внимание вождя, выделила подчеркиванием. Письмо дошло до адресата, было со всеми его особенностями перепечатано и внимательно просмотрено. Правда, читающий не всегда обращал внимание на особо выделяемые Крупской места и подчас, словно дискутируя с автором, сам выделял интересные ему мысли.

Когда речь шла о партийной организации наркомата просвещения, и автор, и читающий словно дополняют друг друга. «Власть наркома в наркомате безгранична», – писала Надежда Константиновна и это предложение читающий подчеркнул. Далее Крупская делилась мыслями о роли партийных секретарей в первичных организациях: «Но вот чего нельзя допускать – это превращение парткома в простое орудие выполнения воли наркома». Читающий очеркнул это предложение на полях синим карандашом. Также он поступил и с утверждением, никак не выделенным автором: «Нельзя, чтобы секретарь парткома был просто исполнитель воли наркома. […] По заданию наркома партком обслуживает и печать. Люди пишут под псевдонимами, клевещут безответственно на работников. Нельзя так». Последующий вывод выделили оба: «Все это пагубно отражается на деле».

Едва Надежда Константиновна стала делиться впечатлениями о прошедших партконференциях, взгляды обоих словно разделились. Крупская писала: «Я была на партконференциях Куйбышевского района и московской партконференции. Очень хорошо проходила самохарактеристика кандидатов, особенно на общегородской конференции». Этот абзац был оставлен читающим без внимания.