– Его милость сейчас в саду, – и предложил Блюменриту следовать за ним.

Малозаметной дверцей во второй стене каштелян провёл радника в крошечный, но заботливо ухоженный садик и, остановившись возле какого-то служки, ковырявшегося в цветнике, сообщил:

– Ваша милось, к нам гость…

Пожилой человек, одетый, как только что заметил Блюменрит, в голубую рясу пилигрима с капюшоном, откинутым за спину, до этого увлечённо возившийся с цветами, обернулся и, увидев радника, обрадовался:

– О, моё витання…[148]

Блюменрит, наконец-то уяснив, что перед ним сам хозяин, поклонился.

– И я приветствую… – но, всё-таки не выдержав, спросил: – А почему пан в таком убрании?

– Привычка, – коротко ответил хозяин и многозначительно добавил: – К тому же, я думаю, оно мне скоро снова понадобится…

И гость, и хозяин обменялись понимающими взглядами. Они до мелочей знали, чем занимается каждый, и хотя высокопоставленный пилигрим имел дело с самим папой, а радник – с императором, но через своеобразную общность дел они относились друг к другу почти дружески. Потому лишние разговоры были ни к чему, и Блюменрит, сразу переходя к делу, спросил:

– Где бы нам побеседовать?

– А тут и поговорим, так как догадываюсь, лишние уши нам ни к чему. Или не так? – «пилигрим» хитро прищурился.

– Само собой, – кивнул Блюменрит и, оценивающим взглядом ещё раз посмотрев на аккуратный цветничок, начал: – К сожалению, литовское дело обострилось. Ягайло предлагал Витовту отречься от престола с тем, чтобы к нему перешла польская корона, но великий князь Литовский стоит за отдельный статус. Вследствие этого война между Польшей и Литвою, которую к тому же поддерживают магнаты обеих держав, становится весьма реальной.

– Так, – согласился «пилигрим» и заметил: – Ещё, пане радник, прибавьте сюда схизматиков…[149]

– А они тут причём? – не понял Блюменрит.

Хозяин неспешно взял какую-то тряпку, старательно вытер испачканные землёй руки и только после этого пояснил:

– Имею сведения, что князья руськи неспокойны.

Блюменрит знал об этом, но, сделав вид, что ему это безразлично, пожал плечами.

– Ну что ж, как говорят, «разделяй и властвуй». Главное, император решил не обращать внимания на позицию поляков. Лишь бы только князь Витовт не отказался…

– Надеюсь, он будет твёрд в своём решении, – «пилигрим» хитро глянул на радника и добавил: – По крайней мере, его любимый шут это утверждает.

– Шут?.. Гинне?.. – само собой вырвалось у Блюменрита, но он вовремя прикусил язык.

– Ну, не обижайтесь, – хозяин доверительно тронул гостя за локоть. – Мы делаем общее дело, и ваш герр Мозель человек ловкий.

– В чём именно? – осведомлённость «пилигрима» неприятно поразила Блюменрита.

– Достаточно того, что при его помощи мы с вами имеем человека, который присягнул выполнить любой приказ цесаря, – «пилигрим» подчёркнуто поднял палец. – Обратите внимание: именно цесаря.

– И кто же он?

– Пан Вильк, мелкий шляхтич, но его при помощи герра Мозеля удалось пристроить не куда-нибудь, а в доверенную свиту самого коронного гетмана.

Тон, каким об этом сообщил хозяин, развеял все сомнения радника, и это, вероятно, почувствовал «пилигрим», так как он, придвинувшись ближе, будто подчёркивая, что от него не укроется даже мелочь, поинтересовался:

– Хочу спросить: «королевский камень» украсит будущую корону Витовта? – и «пилигрим» хитро прижмурился.

– Королевский?.. – растерялся Блюменрит. – О чём, собственно, речь?

Какой-то момент «пилигрим» многозначительно молчал, уточняя, правда ли его осведомлённость поразила Блюменрита, и только потом выложил:

– Центральный камень, украшающий корону, зовут «королевским», и считается, что он помогает владельцу…

– Даже так?.. Интересно… – Блюменрит приложил немалое усилие, чтобы не показать своего волнения, и закончил: – Ну что ж, по-моему, это стоит хорошенько обдумать.

– Вот и я об этом, – подхватил «пилигрим». – Если сообщить кому надо о таком свойстве камня, это придаст решительности Витовту. И не пора ли уже сообщить о появлении такого камня?

– Не будем спешить, у нас ещё есть время… – негромко откликнулся Блюменрит и, погружаясь в собственные размышления, на какой-то момент словно забыл о «пилигриме»…

* * *

Закрытое для чужих братство святого Элигия[150]насчитывало полтора десятка мастеров золотых дел. В отличие от цехов, оно не придерживалось монополии, в него вступали только по желанию, и все братчики имели равные права. Главной же целью братства, как утверждалось его членами, было занятие благочестивыми делами под эгидой своего святого.

Братчик Ганс Минхель целиком и полностью разделял все требования братства, имел талант и за своё прилежное отношение к труду заслужил среди других братчиков общее уважение. Поэтому хоругвь братства, на которой был изображён золотых дел мастер за работой, всё время висела в мастерской Минхеля, на стене, противоположной от входа.

Однако сегодня хоругви не было на обычном месте. Ещё с утра, нарядившись в своё лучшее платье с меховой отделкой, Минхель снял её со стены и гордо пронёс улицей, возглавив колонну братчиков, что прошли от ратуши к цеховой церкви возле южных ворот. Там состоялась торжественная служба, в конце которой была произнесена проповедь.

По её окончании (поскольку дальше намечалось продолжение торжества) Минхель зашёл в мастерскую, где по случаю праздника никого не было, и прежде всего вернул хоругвь на место, где она должна была ждать очередного удобного случая. Потом отступил на шаг, заботливо поправил все четыре кисти, висевшие по бокам полотнища, и с чувством исполненного долга оглянулся вокруг.

Конечно, по случаю праздника всё было прибрано, вычищено и расставлено по местам. На полу, выложенном камнем, остался только объёмистый мешок с древесным углем, да и тот не лежал возле горна, как обычно, а стоял в углу. Что ж до плавильных тиглей, инструмента и драгоценных материалов, то всё это в полном порядке лежало на полках и в сундучках.

Внезапно уличный гомон словно ворвался в помещение. Минхель резко обернулся и увидал в дверях высокого человека с большой кожаной сумкой на плече. Догадавшись, что это какой-то заказчик, Ганс как можно вежливее предупредил:

– Сегодня день Святого Элигия. Мы не работаем…

– Я знаю, – спокойно ответил человек, зашёл в мастерскую, закрыл за собой дверь и только после этого сообщил: – Я цесарский радник Блюменрит.