– Так, ваша милость, это правда, – сокрушённо согласился хозяин и тут же добавил: – Но вино также развязывает языки…

Пилигрим внимательно посмотрел на него.

– Удалось узнать что-то интересное?

– Так, ваша милость. Братчик Ганс Минхель напился пьян и выхвалялся приятелям, что заполучил «королевский камень».

– Это тот, который добавляет королям ещё больше власти и могущества? – спокойно уточнил пилигрим.

– Так, ваша милость, говорят, этот камень имеет необычную силу.

– В самом деле? – пилигрим скептически хмыкнул и спросил: – И откуда такая драгоценность взялась у какого-то там Ганса?

– Минхель заверял, что получил камень от самого цесарского радника, который заказал у него королевскую корону.

– А почему там только один камень? – теперь пилигрим заинтересовался по-настоящему.

– Камней там, я считаю, много, – пояснил мейстер. – А тот, большой «королевский», Минхель вроде как должен закрепить в самом центре. Только почему так, неизвестно, и для кого эта корона, тоже.

– Это понятно… Перед каким-то там Минхелем цесарский радник болтать не будет… – сам себе вслух заметил пилигрим и задумался.

То, что он только что услышал, было сообщением чрезвычайной важности, только хозяину пилигрим ничего обьяснять не собирался, наоборот, пустой болтовнёй отвлёк внимание мейстера, а потом, наказав напоследок как следует приструнить братчиков, ушёл.

Обратный путь пилигрима пролегал через рыночную площадь. Он тут был не впервые и, выбравшись из путаницы улочек на простор площади, сразу свернул вправо. Там, несколько в стороне, высилось сооружение, увидеть которое пилигрим считал своим долгом. Вот и сейчас он подошёл ближе, постоял, подняв голову, а потом медленно обошёл вокруг шпиль, похожий на башню кирхи. С высотой шпиль становился всё тоньше, и на каждом ярусе по кругу были установлены раскрашенные фигуры святых, королей, философов и князей церкви. Пилигрим будто старательно пересчитал всех, и когда уже почти досчитывал, лицом к лицу столкнулся со странствующим монахом, который держал в руке длинный крючковатый посох. Лицо монаха показалось пилигриму знакомым, а когда тот откинул капюшон, который скрывал голову, он окончательно узнал странника и, подойдя на шаг ближе, удивлённо произнёс:

– Паоло Скаретти… Откуда?

– Отец настоятель сказал, что ваша милость обязательно подойдёт сюда. Вот я и ждал.

– Это хорошо, – пилигрим глянул на посох в руке Паоло и спросил: – Когда собираешься в обратную дорогу?

– Прямо сейчас, ваша милость, – монах почтительно склонил голову.

– С чем идёшь?

– Великий князь Литовский Витовт созвал можновладцев в Луческ. Договариваются насчёт общей борьбы с турками.

– Мне это известно, – кивнул пилигрим. – Но я должен кое-что добавить.

– Передать цидулу? – вопросительно глянул Паоло.

– Нет, писать не буду. Передашь на словах.

– Я весь внимание… – и монах придвинулся почти вплотную.

– Паоло, я только что узнал, что здешним золотых дел мастерам заказана корона. Считаю, что для Витовта. Вероятнее всего, цесарь в третий раз предложил князю королевский титул, и тот дал согласие.

– Похоже, что так… – монах немного подумал. – Это всё?

– Нет, – какое-то время пилигрим ещё колебался, а потом неторопливо, словно убеждая себя самого, сообщил: – Радник цесаря приказал в центре короны укрепить большой рубин. Ювелиры почему-то считают, что это и есть «королевский камень». По восточному обычаю следует считать, что у княжества Витовта есть две стороны интересов…

– То есть, это должно подтолкнуть Витовта на подчинение княжеств руських? – догадался Паоло.

– Считаю, что так, – согласился пилигрим. – И ещё, учти – первым приглашение получил внук Витовта, молодой князь московский.

– Понял… Всё передам, ваша милость, – и в знак готовности отправляться тотчас, монах поднял капюшон…

* * *

Ганс Минхель, лучший мастер ювелирного цеха, уважаемый член братства Св. Элигия, был в полном расстройстве от невзгод, вдруг неизвестно откуда свалившихся на него. Хотя в последнее время, а особенно после того, как он получил заказ на изготовление королевской короны, всё складывалось наилучшим образом.

К тому же никогда раньше Ганс не испытывал такого наслаждения от выполнения собственной работы. Это удивительное состояние не осталось без внимания мастера, и Минхель решил, что всё дело в важности заказа. И правда! Изготовить королевскую корону, которая своим видом напоминала бы цесарскую, ему приходилось впервые.

Минхель на мгновение прикрыл глаза, и чудесное изделие будто само по себе возникло перед его внутренним взором. Сверкающий узорчатый обруч из чистого золота украшали драгоценные камни, игравшие всеми цветами радуги. Правая и левая полудуги были густо усыпаны бриллиантами, а в самом центре митры играл всеми своими гранями «королевский» рубин.

Вспомнилось Гансу и то, в какой восторг пришёл заказчик, когда пришло время отдавать корону. Тогда, осторожно положив собственное изделие на бархатную подушку, Минхель гордо наблюдал, как можновладец (а в том, что это именно так, ювелир ни капли не сомневался), осматривая корону со всех сторон, даже не смог удержаться от одобрительных восклицаний.

Соотвественно, и оплата была королевской, такой щедрой, на какую Минхель даже и не надеялся. Полученные деньги покрыли не только расходы, но и дали возможность весьма увеличить собственный капиталец. На радостях мастер завёл в трактир своих приятелей, и они учинили такую гульбу, что слух о ней облетел весь город.

Зато потом началось такое, чего золотых дел мастер не мог увидать даже в страшном сне… В скором времени к Минхелю заявился офицер с тремя стражниками и без всяких церемоний приказал ювелиру следовать за ним. Так, под охраной, беднягу провели улицами к главному костёлу, и уже там отец настоятель, то опуская очи долу, то вздымая вверх руки, долго вычитывал Минхелю про всю несовместимость пребывания в братстве святого Элигия и буйством в каком-то трактире.

В конце-концов, Гансу, которому отец настоятель и слова не дал сказать, стало казаться, что его привели сюда только из-за этого, однако, едва проповедь была окончена, как стражи снова ухватили ювелира и, молча затащив в какое-то хмурое подземелье, вкинули в тёмный закуток, больше похожий на каменный мешок.

Только там, сидя взаперти, Минхель так-сяк очухался и стал прикидывать, с какого такого дива с ним приключилась эта напасть? Однако ничего путного предположить он не мог. А пока что, гадай не гадай, ему пришлось сидеть на одной из двух каменных скамеек, что были сделаны возле стен, да под невесёлые мысли смотреть вверх, где из дыры тянуло свежим воздухом и проникало немного света.

Сколько довелось просидеть на холодной скамье, Минхель сказать не мог, так как в полутьме для узника время словно остановилось. Несколько раз Ганс вроде как засыпал, однако когда он поднимал веки, то снова видел перед собой ту самую осточертевшую стену, и из-за этого понемногу стал впадать в отчаяние. Однако, в очередной раз встрепенувшись после полудрёмы, Минхель насторожился и даже привстал с места, услыхав приближающиеся шаги. Звук оборвался, засов скрипнул, дверь открылась, и в ярком свете факела узник увидал стражника, который жестом приказал ему выходить.