В этот миг Дана наконец сумела рассмотреть его. Полтергейст был похож на мертвеца – иссохшего почти до состояния мумии, с сероватой кожей, обрывками седых волос и полувыкатившимися мутными глазами. Его нос почти исчез, превратившись в два провала ноздрей, а под ними то распахивалась, то захлопывалась полная гнилых зубов пасть, особенно жуткая из-за порванных до самых скул щек.

Дана невольно вскрикнула, закрывая лицо рукой. Амиар заметил ее реакцию, он поспешно предупредил:

– При жизни оно выглядело не так. Не важно, человек это или нелюдь, у полтергейста не сохраняется прежняя внешность, она искажается тем, как он видит мир! Не бойся его, продолжай!

Легко ему сказать – не бойся! Это не он сейчас стоит перед истлевшим трупом, смотрит ему в глаза и собирается путешествовать с ним сквозь время. Но Дана понимала, что и для нее обратного пути нет. Они с полтергейстом оказались пойманы внутри одной ловушки, и она знала лишь один способ завершить это заклинание. Если бы она сейчас попыталась выскочить из кристального круга, призраков в Радужном змее, возможно, стало бы уже двое.

– Дай мне руку и отведи меня назад, – велела она, не отрывая взгляда от мутных мертвых глаз. – Не показывай мне, кто ты есть, покажи мне, кем ты был. Ты не отсюда, не из этого мира, я знаю. Расскажи мне, что привело тебя сюда, почему именно здесь ты нашел свою могилу!

Полтергейст взвыл, отчаянно, высоко, его длинные руки спазматично дернулись в разъяренной попытке добраться до горла Даны. Но его сил снова не хватило на это, а заклинание уже начинало действовать в полную силу.

Оно подхватило их обоих, закружило серым водоворотом, понесло туда, где уже никого не осталось. Обрывки воспоминаний полтергейста превращались в камни, ведущие их в далекое прошлое. Потерянный дух не хотел быть проводником, но стал им, его ярость прокладывала путь, а сила Амиара защищала их от угрозы, принесенной взглядом в прошлое. Дана чувствовала, что он все еще связан с ней, его руки, пусть и незримые, закрывают ее от беды, и от этого становилось чуть легче.

Она уже путешествовала через пространство и время, поэтому полет через серую пустоту был почти знакомым, но приятней он не стал. Дана понимала, что ее тело все еще находится в Радужном змее, в прошлое летит только душа, и она вряд ли погибнет там – раньше-то угрозы не было!

Но раньше она путешествовала одна, да еще и при поддержке друзей, а теперь рядом с ней безумное создание, способное только убивать, поэтому у игры другие правила.

Она не знала, сколько продолжалось их падение – как это ни иронично, у путешествий сквозь время не было меры. Они не измерялись километрами, они не длились ни секунды и вместе с тем отнимали целую вечность – они просто были. И заканчивались они так же внезапно, как начинались.

Дана в очередной раз убедилась в этом, когда серый туман вдруг развеялся и она оказалась в другом мире, совсем не похожем на Радужный змей.

Она стояла в центре разросшегося, неухоженного сада. Тропинки здесь были, но они легко терялись в густой траве, поднимавшейся девушке выше колена. Со всех сторон подступали деревья и кусты, оплетавшие то, что раньше было атрибутами неплохой жизни: беседки, скамейки, фонтаны и резные поилки для птиц. Сад был богатым, пока за ним ухаживали, а потом, похоже, всем стало плевать. Исчезли дорожки, зачахли под сорняками цветы, и даже плодовые деревья напоминали лохматых, обросших спутанными космами бродяг. Воздух был наполнен сладковатым запахом прелых яблок, горками нападавших на траву под деревьями.

Дальше, за яблонями, поднимался старый особняк – не дворец, конечно, но большой добротный дом из коричневых камней. Его увил плющ, покрасневший под чарами осени, и от этого дом казался естественной частью мира, такой же, как деревья и кусты.

И все же этот мир не был необитаем: Дана слышала за яблонями голоса, ей казалось, что за ветвями мелькает движение. Похоже, здесь кто-то жил – и не в одиночестве.

– Эй! – позвала Дана. – Есть здесь кто?

Если заклинание сработало как надо, ее никто не должен был видеть и слышать. Она попала в мир, которого больше нет, в день, который закончился. Однако она уже ни в чем не была уверена: если у нее получилось, то куда девался полтергейст, почему она одна в этом кластере?

А может, это и не кластер? Дана задумчиво посмотрела на небо, но увидела над собой лишь сплошную серую пелену облаков. Такое небо бывает в любом из миров… хотя нет, это должен быть кластер, ведь она попала в осень.

– Амиар! Ты хотя бы меня слышишь?

«Что значит «хотя бы»? – возмутился знакомый голос у нее в голове. – Я слышу, и чудо, что это получается. Я до последнего сомневался, удастся ли мне сохранить эту связь».

– То есть, ты видишь и слышишь то же, что и я?

«Не совсем. Это как смотреть запись через помехи: иногда пропадает то звук, то картинка.

Но что-то я вижу, и я благодарен уже за это».

– Куда делась эта полтергейстина?

«Самому хотелось бы знать! Мне казалось, что, попав в свое прошлое, оно станет разумней».

– Ты знаешь, что это за мир?

«Без понятия. То, что я вижу, недостаточно уникально, чтобы узнать его – таких миров десятки. Тебе придется осмотреться. Но помни…»

– Ровно в полночь карета превратится в тыкву, – проворчала Дана.

«Типа того. Мы не знаем, на сколько хватит энергии и сможешь ли ты вернуться обратно одна, без полтергейста».

– Так, не пугай меня!

«И не собирался. Я просто намекаю, что тебе нужно действовать быстрее и по возможности отыскать нашего вопящего друга».

Полтергейста нигде не было, но Дана прекрасно помнила про его умение появляться ниоткуда, поэтому двигалась она осторожно. Если в этом мире кто и мог навредить ей, то только он.

Когда совсем близко, за разросшимися яблонями, раздался пронзительный крик, она подпрыгнула на месте, уверенная, что это он – устал отсиживаться и пришел отомстить. Но, придя в себя, Дана сообразила, что это не потусторонний, дикий вой полтергейста. Рядом с ней звучал совсем другой голос – юный, тонкий, девичий. В нем слились страх, отчаяние и ярость: это был голос зверя, который загнан в угол – он хочет драться, но знает, что это бесполезно. Пораженная этим, Дана двинулась через зеленую завесу и скоро стала свидетельницей настораживающей картины.

Кричала девушка лет четырнадцати, худенький угловатый подросток. Ее хрупкое тельце отчаянно извивалось в руках трех крепких мрачных женщин, без труда сдерживавших беглянку. Ее бледная кожа покраснела от гнева, черно-синие волосы сбились в спутанное облако, а за ними мерцали разгневанные глаза. Девушка не звала на помощь, ее крик был лишь способом выразить ее отчаяние, выпустить его, чтобы оно не разорвало ее изнутри.

Она готова была бороться за свою свободу, да только это ни к чему не привело. Женщины быстрыми отработанными движениями скрутили ей руки за спиной и потащили за собой – похоже, они проделывали такое не раз, и отчаянная борьба девушки не вызывала у них никаких эмоции. Всего лишь рабочий день и страдающий подросток, ничего особенного.