— Кого ты хочешь, Агна, скажи, его или меня?

Агна зажмурилась, ровные черты ее лица исказились, отражая растерянность — не понимает, о чем он спрашивает, а потом она подняла на него взгляд. Синева ее глаз потемнела от гнева, когда все же поняла. Маленькая лгунья. Анарад скользнул пальцем внутрь и ощутил тугой захват. Лоно Агны было узкое слишком — она не пускала.

— Значит, его?

— Я тебя ненавижу, — зло процедила сквозь зубы.

Анарад смотрел в эти глаза, полнившиеся смятением и презрением, влажные от едва сдерживаемых слез, смотрел на эти поджатые в обиде губы и тонул, шел с привязанным к шее камнем на самое дно. Лучше пусть ненавидит, чем наблюдать пустоту и отчужденность в них, которую он наблюдал все эти мучительно долгие месяцы. Анарад хмыкнул, склонился, припадая к тонкой шее, прошел губами между острых ключиц, опускаясь к груди, прихватив зубами тугой сосок и лизнув языком, вдыхая его запах, как от нераскрывшегося бутона, опустился по бархатному животу вниз, к самому сокровенном и вожделенному. Агна заерзала, но он держал ее крепко, раздвинул колени шире, захватив губами мягкие теплые складки, чуть втянув в себя, прикусывая и раздвигая языком, проникая внутрь. Агна от его ласк взвилась, одновременно отталкивая и хватаясь за него, задышала часто и глубоко. В его руках она была слишком трепетной и хрупкой, сдерживаться было почти невозможно. Анарад втягивал ее сладкий и дурманный запах, который гонял густой жар по телу, толкая немедленно проникнуть в нее, заполнить собой, завладеть.

И все равно она слишком зажата, слишком тугая для него — она не хотела его, только уже поздно. Анарад навис над ней. Ни одну он не хотел так остро, так жгуче, так безумно, как ее все это время с той поры, как встретил эту упрямицу, эту дикую волчицу, что вкралась в душу так глубоко. Анарад и не заметил, как стал одержим ей.

Укладывая Агну удобней, проник в ее тело — слишком узкая, слишком тесная для него. Он, толкнувшись глубже, вынуждая княжну глухо вскрикнуть и немедленно сжать бедра, замер, навис над ней, опустив руку между телами, ощущая на пальцах что-то липкое и горячее — кровь.

Агна зажмурилась и отвернула лицо. Она невинна, жрец не трогал ее — ударилось, наконец, понимание в голову, и никак не могло уместиться и обрести смысл. Анарад вновь на нее посмотрел. Выходит, он напрасно ее во всем корил?

Агна дышала тяжело и порывисто — ей было больно, крылья носа и губы дрожали, пальцы, что вдавились в его плечи, похолодели. Анарад взял ее за подбородок, повернул ее лицо к себе, заглядывая в глаза, в самые желанные глаза любимой женщины. В них не плескалась боль или ненависть, хоть тело говорило об обратном, она просто подчинялась неизбежному, отдавая себя ему. А он так грубо и дерзко взял ее, глубоко сомневаясь в ее чистоте. Глупо, как же глупо. Анарад накрыл ее губы своими, продолжив проталкиваться в ее тело, вдавливая в постель, упиваясь ею. Волны жара накрывали его с головой, когда он смотрел в ее синие омуты, тонул в них, врываясь еще и еще, продолжая раскрывать ее, словно бутон розы, безжалостно и не отвратно, как бы не хотелось иначе. Вскоре Агна уже не так сжималась, позволяя войти глубже крепче обхватив его ногами, мучительная складка между бровями расправилась. Она смотрела на него из-под опущенных ресниц, наблюдала, как он достигал вершины, взрываясь где-то на самом пике, толкаясь до самой глубины, до последнего судорожного вдоха, до глухого стона, зажатого в горле. Он остановился, дыша тяжело, надрывно, и никак не хотел покидать ее, чувствуя, как внизу живота все было мокро.

Анарад все скользил губами по ее губам, щекам, подбородку, целуя ее веки, нос, скулы, шею, грудь и пальцы рук — всю ее. Теперь он не отдаст ее никому. В один миг в нем все изменилось, Анарад не сможет теперь никогда оставить ее, отпустить от себя хоть на шаг. Он смотрел на Агну, убивая в себе желание прижать ее к себе, попросить прощения за те дерзкие слова, что он бросал ей так неосторожно лишь для того, чтобы причинить боль, сделать хоть что-то, что могло бы его избавиться от того скверного чувства, что рождалось в его груди. Агна молчала и просто смотрела на него, позволяя себя ласкать и целовать.

— Почему ты мне не сказала?

— А ты бы поверил? — сглотнула она, облизывая иссушенные губы, ресницы ее тяжело опускались, а взгляд уходил куда-то вглубь. Его Агна хотела спать, она отдала слишком много сил.

Она права, он не доверял ей ни в чем. Анарад, найдя в себе силы, отстранился, дав ей отдохнуть от него, поднялся, найдя глазами чашу с водой, что имелась в каждой жилой клети чужого дора. Намочив полотенце, вернулся, сев на край кровати, принялся стирать следы крови с ее бедер, хотя Ага пыталась увернуться, не даваясь, да только плохо у нее выходило — совершенно ослабленная, она едва могла шевелиться и разговаривать. И сдавшись, устало наблюдала за ним.

— Мы вернемся завтра.

— Нас будут искать.

— Уже ищут. Но тебе нужно отдохнуть, — Анарад подступил, укрыв девушку найденными в сундуках одеялом, лег рядом.

Агна попыталась отстраниться, но Анарад прижал ее к своему телу. Больше она не делала попыток вырваться и вскоре затихла. Она уснула, когда день только начинался, уставшая и, наверное, потрясенная. Анарад все вдыхал ее запах, гладил волосы, пропуская через ладонь и через пальцы, заправляя за ушко, рисовал на коже плеча узоры, прижимался к ней губами, снова гладил и снова целовал. И снова ощущал жар в ладонях, и снова хотел ее нестерпимо до ожога внутри, прижать своим телом и ощущать гулкое трепетное биение ее сердца, собирать с губ дрожь блаженства, проникать в ее нежное лоно, но сейчас нельзя, сейчас нужно, чтобы она отдохнула.

Агна — горячо толкалось имя внутри, гоняя кровь. Его Агна была чиста перед ним, невинна. Его Агна…

Анарад смотрел на нее и продолжал гладить, вслушиваясь в ее глубокое мягкое дыхание, проводить ладонями по волосам, вдыхать тонкий цветочный аромат, источающий ее тело, хранить ее сон. Обнимать ее теплую спящую, наблюдать румянец на ее щеках. Его… это понимание охватило Анарада целиком, проникая и пронизывая все его существо. Она его целиком, вся. Он был у нее первым, и она стала его женой. Его…

Анарад вновь и вновь касался ее, не в силах оторваться, да и нужно ли? Теперь она принадлежит ему, а он ей. Воймирко не тронул ее, и это было похоже на чудо, он не верил в него до самого конца и сейчас не верил, но это было так. Анарад проклинал его, ведь жрец мог навсегда увести от него ее. И он бы никогда больше не смог увидеть Агну и узнать правду. Все это время он думал иначе, живя с ней бок о бок, не зная о том, что хранит чистоту, а теперь он соединился с ней, растворился в ней. Анарад все прокручивал в голове, вспоминая как вела себя княжна с того мига, как поймал ее на берегу. Как ей удалось так провести его, дважды, когда он не увидел ее происхождение и потом, когда думал, что она отдается жрецу. Анарад провел костяшками пальцев по ее скуле, едва касаясь, скользнув к щеке, очертив подушечками пальцев по бархатным губам, так захотелось припасть к ним вновь, но Анарад не стал тревожить ее сон. Так, любуясь ей, наслаждаясь, он лежал, не желая выпускать ее из рук, но подняться все же пришлось.