Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Значит, ты остаешься.
Это был уже не вопрос, а констатация факта.
– Нет. Как же я могу тебя бросить? – и Оля обняла ее, уткнувшись в грудь.
Она плакала и мотала головой. Травка наконец торкнула, и ее повело.
– Мы уедем с тобой вместе. Как-нибудь устроимся. Будем работать.
Она еще что-то говорила, но ее трудно было понять из-за всхлипываний.
«Да пошло оно все на хер! Я устала бороться с этим миром».
И Эммануэль провалилась в пучину сна.
Но Оля боролась и выторговала у родителей, чтобы они сняли для нее квартиру в Москве на несколько месяцев и перевезли туда ее вещи. В их собственную квартиру возвращаться было рискованно. «Финансовая яма» – вспомнила она заключение, сделанное Максимусом в то время, когда он еще был простым и разбитным парнем Максом.
– Ты должна жить со мной! – категорично заявила ей Оля перед отъездом. – Я уверена, что родители сняли для меня хорошую квартиру. Мы будем вместе работать и помогать друг другу. А ребята пусть живут у тебя, – решила она.
Глаза у Оли горели, и настроена она была воинственно. Перед отъездом в аэропорт она вдохнула в себя все остатки кокса. Эммануэль не принимала ОМ, так как опасалась, чтобы не стало плохо в самолете.
– Я просто боюсь находиться в квартире одна, – между тем продолжала Оля.
«Да. Финансы – это занятие опасное».
Она стояла и молча обдумывала, как бы выбраться из этой запутанной ситуации. Оля полностью теряла всякий контроль над собой.
– Сделаем так. Из аэропорта я поеду с тобой, а завтра мы решим, что делать.
Но назавтра что-то решить оказалось еще сложнее. Оля поехала вместе с Эммануэль на ее квартиру и не отходила от нее ни на шаг. А там предстояло сделать многое. Мать отказалась встретиться с ней где-нибудь в кафе и настояла, что приедет домой. Поэтому ребята стали срочно собирать столы и убирать компьютеры и прочую технику. Складировать их в квартире было негде, поэтому они просто вытащили их во двор и уселись вокруг сторожить, пока она встречалась с матерью.
Эммануэль не узнавала мать. После ахов и охов, как хорошо дочка загорела на Клязьминском водохранилище, мать скромно присела на диван и начала, потупившись:
– Доченька! Я выхожу замуж.
У нее отлегло от сердца. Чего только она не перебрала в голове за эти дни!
– Это у тебя который? Третий или пятый?
– Ну что ты говоришь! – воскликнула мать, но на вопрос так и не ответила.
«Наверное, сама не помнит».
– Когда?
– В эту субботу.
«В день аукциона!»
– Мой жених – успешный бизнесмен, и мы будем теперь работать вместе, – между тем продолжала мать.
«А при чем тут я?»
Эммануэль никак не могла взять в толк цель ее визита.
– Он примерно моего возраста, и тоже был женат. Мы никого не приглашали и не будем устраивать никаких застолий, а сразу же после регистрации едем в аэропорт и улетаем в Ниццу. Ты представляешь?
Она представляла.
– Там у нас зарезервированы апартаменты для новобрачных в шикарной гостинице и с видом на море.
«Лучше бы в Каннах. Там мне больше понравилось».
– Дорогуша! Ты не обидишься, если я пока не буду тебя знакомить со своим будущим мужем и не приглашу тебя на регистрацию? Тебе, наверное, это не интересно? – с надеждой спросила мать.
«И всего-то!»
– Мам! Ты сколько скосила себе в паспорте? Годков пять-семь?
Но мать умела не слышать неприятных вопросов. Увидев, что дочь не претендует на появление перед ее женихом, она успокоилась и стала сама собой.
– Я, конечно, буду продолжать оказывать тебе материальную и моральную помощь, – продолжала она уже деловым тоном.
– «Моральную» – это как? Я предпочитаю увеличение материальной за счет моральной.
Ответа опять не последовало. Мать уже поднималась с места.
«Кажется, сегодня я легко отделалась».
Но это оказалось не так. Что-то на столе привлекло внимание матери.
– Кто эта Эммануэль? – и она схватила распечатанное письмо от итальянского кутюрье, которое впопыхах не убрали.
– И Vogue тоже? – с изумлением произнесла она, ухватив другую бумажку.
Мать пристально глядела на нее и не собиралась уходить.
– Одна девочка. Принесла, чтобы я помогла ей перевести.
– Скажи ей, чтобы она пришла ко мне!
Мать вцепилась в письма, и Эммануэль поняла, что она их уже не выпустит.
– Мы ей все переведем и поможем. У меня хорошие переводчики.
– Твои переводчики переводят хлеб на дерьмо.
Она с тоской думала, когда же закончится эта пытка.
Но мать вновь ее не услышала.
– Так, пусть она обязательно зайдет ко мне! А мне нужно бежать. У меня еще столько дел перед регистрацией!
И она засобиралась.
– Прощай, дорогая! Ты не хочешь ничего сказать своей мамочке? – елейным голосом поинтересовалась она на пороге.
– Не переусердствуйте там, в Ницце! Вам уже не по двадцать лет! И пришли мне открытку!
Потом, стоя на балконе и потягивая в одиночестве косячок, пока ребята затаскивали внутрь оборудование, она пыталась представить себе, что ее связывает с этим миром. Раньше была хотя бы одна ниточка – это мать. Хорошая? Плохая? Это – смотря как посмотреть. А теперь и она порвалась. Мать не только договорилась сократить свой возраст, но и вычеркнула ее как ребенка. И из паспорта, и из жизни. В ее нынешнем паспортном возрасте таких детей, как она, иметь не предполагалось. Что же у нее остается? Другая жизнь и друзья. И работа, которую оценили там, и, может быть, еще оценят здесь. Работа, в которой она нашла свою форму самовыражения. Она всегда мечтала летать.
Ребята устанавливали столы и подсоединяли аппаратуру до вечера. Наконец все было закончено.
– Работа отменяется! Мы гуляем! Сегодня я лишилась последней девственности. С сегодняшнего дня я другая. У нас все в порядке с ОМ?
Ответ был положительным.
– Ребята! За шампанским! Сегодня я хочу шампанского.
Витас что-то там пробормотал про время и про аукцион, но она так на него посмотрела, что он тут же замолк.
Шампанское было разлито по стаканам, и все ожидали тоста.
– За нас с вами и за хер с ними!
Ночью она забыла обо всем и оторвалась с ребятами по полной программе.
У него было тревожно на душе. На первый взгляд все шло хорошо. Они продавали свою виртуальную продукцию, деньги шли. Он их вкладывал в другую жизнь, остальные просто изымали и тратили. Его вложения уже начали приносить доход. У него купили два участка в арабском районе, который интенсивно застраивался. И это были его собственные деньги, которые он не должен был делить на четверых. Кроме того, он играл на изменениях курса солнечного доллара к американскому, что приносило небольшой, но стабильный доход.