Зря.

Взрыв прозвучал неожиданно. Он оглушил живых, сотряс землю и свёл животных с ума. Конь рванул в сторону словно бешеный. Несколько мгновений пока мужья натягивали поводья своих лошадей, удерживая их на месте, хватило для того, чтобы мой спокойный жеребец превратился в чудовище из преисподней и оторвался от группы. И пускай рядом с нами не было никакого огня и не падали куски земли, но грохот и вибрация настолько напугали животное, что он нёсся со скоростью кирпича, падающего с высоты. И я ничего не могла сделать.

Я натягивала поводья, сжимала ногами бока коня, молилась богини Матери... и слышала, как кричат сзади братья. То, что они не успеют перехватить, я поняла за несколько секунд до того, как полетела на землю. Вороной дёрнулся в сторону и уставшие руки не удержали поводья. Нога зацепилась за стремя, а я уже падала вниз. Боль в лодыжке и удар по голове слились в единый миг. Воздух вышибло из лёгких, и я не успела "насладиться" агонией. Сознание отключилось.

Сны бывают разными: цветными и чёрно-белыми, продолжением реальности и исполнением тайных мечтаний, красивые и страшные. А бывают такие, что ты стоишь посреди комнаты и не можешь понять, что ты тут делаешь. Мой был как раз из таких. Я не думала об облике богини, не искала встречи со змееподобной женщиной, но почему-то висела прозрачным облачком посреди огромного грота со сводчатым потолком, разглядывала просторный зал с зеркальным полом и мечтала проснуться. Подглядывание за богами не может привести ни к чему хорошему, а это было именно оно.

Или может я так сильно ударилась головой, что умерла?

Это было бы вполне логичное объяснение тому, что прямо подо мной сидят две богини за круглым столом и играют в шахматы. Только фигуры были странными, да и доска вызывала сомнения. Маленькие скульптурки, как две капли воды похожие на живых существ, двигались по черно-белым клеткам. Только вот вместо того, чтобы остановиться после хода, они поднимались вверх над доской, показывали реалистичную картинку и, вспыхивая ярким светом изнутри, исчезали. Я даже зажмуриться хотела, когда в первый раз увидела, но, увы, тело-облачко меня не слушалось.

Картинки были разными, словно эпизоды из жизни. Люди и нагаасуры, животные и пустынные земли — они переплетались между собой, образуя... театр? У меня не было определения тому, что я вижу.

— Не получится, Хельга, — первая жена Отца Всемогущего покачала головой, двигая фигуру.

Над столом тут же вспыхнула пещера, усыпанная камнями, какие-то тележки, кирки.

Она выглядела не так как в храме, меньше величия, никаких рогов и хвоста, только глаза с вертикальным зрачком и немного длинные клыки. Яркие рыжие локоны падали на голые плечи, платье держалось только за счёт груди и ногой она качала туфлю на высоком каблуке. Да я бы ни за что в жизни не признала в ней богиню, если бы не видела раньше этого пронзительного, острого взгляда.

Подождите... Она сказала: "Хельга"?

Испуганно посмотрела на богиню Мать. Если не умерла, то теперь меня точно того. Или же я рискую быть развеянной по ветру и никакого местечка поближе к покровительнице. Как-то так вышло, что за столько веков служения богини имя её неизвестно никому. И вот теперь я первая... чую, что последняя тоже я.

Уголки губ покровительницы дрогнули в намёке на улыбку и меня чуть тряхнуло, подняв на пару сантиметров вверх.

— В твоих же интересах, Алексина, чтобы в этот раз получилось.

Покровительница сделала ход, и я увидела степь точь-в-точь такую же, как та, по которой мы ехали. Ну, или очень похожую. К слову, на богиню она тоже не была сейчас похожа. То же лицо, те же большие серебряные глаза, обычная человеческая одежда и никакого сияния за её спиной.

— Ещё пару столетий и они вымрут. И кто тебе тогда кланяться будет? — по губам её собеседницы скользнула поистине змеиная улыбка. Богиня Мать чуть нахмурилась. — Запрещу забирать моих девочек.

— И никогда не вернёшь себе вместилище. Нет сосуда — нет прогулок по Ясури.

Я вся обратилась в слух. Это про священный аватар? Про сосуд, способный принять сущность Матери? Да я согласна по ветру развеяться, чтобы узнать подробнее!

И я бы узнала, наверное. Если бы первая жена Отца Всемогущего не высунула раздвоенный язык, и не протянула полувопросительно, пробуя воздух:

— Еда?

— Думаешь, я способна возбудиться, глядя на тебя? — в ответ усмехнулась покровительница.

А меня снова тряхнуло, поднимая выше и ещё выше. Фигуры богинь начали наливаться ярким нестерпимым светом, весь зал словно пошёл трещинами, через которые лился такой же яркий свет. Глазам стало больно, я попыталась зажмуриться, уверенная, что это бесполезно и, о чудо, у меня получилось. А спустя несколько секунд я поняла, кто возбуждался там, в огромном каменном гроте.

Это была я.

Первое, что бросилось в глаза, было довольное лицо Норайо. На его губах играла улыбка, в глазах хитрый блеск и ноздри раздувались чуть заметно. Вторым был белоснежный потолок над головой. И только потом я соизволила обратить внимание на то, что меня так приятно беспокоило. Точнее возбуждало. А если уж совсем напрямоту откровенно домогалось кончиками пальцев. 

— Привет, — с чувственной хрипотцой поздоровался муж. 

Как можно всего одним словом передать весь сектор одолевающих тебя чувств?! Я так не могу, а вот нагаасур запросто. От лёгкого беспокойства в его голосе до с трудом контролируемого желания и вовсе бросило в дрожь. Или же это от того, что пальцы нашли чувствительную горошину и принялись её тереть. Голова почему-то была тяжёлой и плохо соображала. Зато тело реагировало быстро. Первый стон сорвался с губ, и муж улыбнулся шире. 

Что ещё за традиция будить жену откровенными ласками, когда она не понимает, где находится и что происходит? 

Дёрнулась и тут же тяжёлая ладонь нагаасура легла живот, придавливая. 

— Осторожнее, лекарь запретил тебя двигаться без надобности. 

В голове медленно появлялись картинки-воспоминания: вот я — беспомощное облачко в огромном гроте, вот тут живая на руках у Кэйташи и моя метка пылает, а вот я несусь на лошади. Кажется головой вниз. 

Глаза против воли распахнулись шире и из горла вырвался испуганный вскрик. Впрочем, таким он был не долго. 

— Руку убери, — чуть ли не захныкала я, когда пальцам оказалось недостаточно тереться о клитор, и они нырнули внутрь меня. 

— Не нравится? — искренне удивился муж. 

— Думать мешает, — отозвалась, прикусив губу. 

Движения стали быстрее и кажется Норайо нащупал какую-то неровность, которую искал, потому что он в ожидании прищурился. 

И моя тяжёлая голова думать отказалась напрочь. Как-то сразу все равно стало, что лекарь запретил двигаться. Тело горело под ласками умелых пальцев, а муж ещё и навис сверху надо мной, целуя шею и медленно, но очень чувственно прокладывая себе путь к мочке уха. Мир осыпался осколками, и я вместе с ним. Меня сотрясала такая дрожь, что если Норайо передумает, то я стану умолять его дать мне кончить. И всё-таки последняя связная мысль, проскочившая в моей голове, напугала не на шутку. Я никогда никому не желала смерти и никогда не ненавидела, но сейчас искренне хотела, чтобы те нагаасурии, которые обучили всему моего мужа, горели синим пламенем.