litbaza книги онлайнИсторическая прозаПресловутая эпоха в лицах и масках, событиях и казусах - Борис Панкин

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 46 47 48 49 50 51 52 53 54 ... 141
Перейти на страницу:

– Нет, не принесла.

Ему-то ведь не надо было. Он только уколами и держался.

– А где это?

– Это там.

Он знал, где это там.

Как все кончится, я пойду и сделаю это.

И тут он вдруг говорит:

– Забудь об этом. Тебе надо готовить стихи к печати.

И дает мне книжку, ту самую, в которой около ста пятидесяти никем не виданных и не слышанных стихов. Он велел мне жить. И я, как всегда, послушалась».

Так она сказала, и так я это тут же, как только остался один, записал. Слово в слово. Со всеми невнятицами, которые только подхлестывали мое свихнувшееся воображение. Я продолжал писать. Уже свое:

«Самое дорогое у человека – жизнь.

А смерть? Смерть, наверное, самое страшное, перед чем бледнеет любое переживание, любая потеря.

Вот и Агнесса застыла на ее пороге… Завороженная? Напуганная? Остановленная? Кем? Чем?

Только ли его словом, его приказом жить, собственным осознанием необходимости хранить его наследие, память о нем? Но ведь все это и раньше, когда уславливались, могло прийти в голову. Но прежде, до приближения безвозвратного, не принималось в расчет?

И вот она осталась жить и, дико выговорить, чувствует необходимым как бы извиняться за это перед окружающими, объяснять, почему живет… Ловит, ей кажется, этот вопрос в их глазах».

От этой idee fixe Агнесса не избавилась до конца дней своих, которых оставалось еще немало.

…После того как я уехал послом в Стокгольм, мы редко виделись, больше переписывались. Ее письма нам были один нескончаемый рассказ о работе:

«…Нашла еще 29 новых стихов Гидаша». Это уже после того, как вышел посмертно сборник «Утро весеннее, тополь седой».

«Просмотрела 2,5 тома дневников и два тома записных книжек. Вот они-то и доконали меня. Всего-то ведь полторы тысячи страниц».

«Много писем перепечатано, но много еще и не разобрано. Перепечатаны и все стихи, но их надо вместе с новыми, последними двумя книжками, составить по-настоящему».

«Фототека в основном готова – делала я ее вместе с музейным работником, поскольку вся квартира взята под охрану одним из музеев».

«Осталось мне сделать два тома – три вышло, четыре сдано…» И неожиданно:

«Устюшкина мать
Собралась помирать,
Помереть не померла,
Только время провела, –

как пели в частушке.

Теперь даже не собираюсь, потому что столько недоделанного…»

И почти в каждом письме:

«А вот Вы так и не приедете на те заветные три денечка (речь шла о 85-летии Гидаша, которое отмечалось в Будапеште в декабре 1984 года. – Б. П.). Увы! Ну, да это я не в упрек».

«Ах, если бы Вы приехали ко мне!»

И я, получив очередное письмо, каждый раз дергался. Остава ясь «лицом официальным», я по-прежнему, чтобы из Стокгольма или из Москвы, по дороге в Стокгольм, прилететь в Будапешт, нуждался в разрешении Центра. Чтобы получить его, посылал шифровку или заходил, если оказывался в Москве, к министру – в одном случае это был Громыко, в другом – Шеварднадзе. И неизменно получал отказ. Мотивы отказа были примерно те же, что у Зимянина. И изложены примерно в тех же выражениях.

В октябре 1990 года снова позвонил Миклош Кун-младший. Теперь уже не в Москву и не в Стокгольм. В Прагу. Умерла Агнесса.

Как-никак, две войны

Гидаши, то есть Агнесса и Антал, были настолько москвичами, насколько только это возможно для иноземцев. И даже больше…

Своя у них была Москва, и свои москвичи.

Вот, например, Игорь Сергеевич. Высокопоставленный, как теперь любят говорить по всякому поводу, сотрудник отдела культуры ЦК КПСС.

Учился вместе с Агнессой в ИФЛИ. И уже тогда, говорила она, показал себя человеком. Тому, кто знал биографию венгерской четы, расшифровывать, что это означало, не надо было.

– Совершенно чудный человек, – повторяла Агнесса.

У меня до знакомства с Гидашами было об Игоре Сергеевиче несколько другое представление.

Дважды он вызывал меня в отдел культуры на «правеж». И каждый раз с неохотного согласия А. Н. Яковлева, который заведовал отделом пропаганды.

Такой был порядок. По-своему даже гуманный. Клиентуру отдела пропаганды, то есть редакторов журналов, газет, радио-и телевизионное начальство, ругать можно было только в этом отделе. Если, конечно, дело не «выходило наверх», что тоже случалось нередко.

Соответственно клиентуру отдела культуры, руководителей театров, музеев, режиссеров прорабатывали в этом отделе. Хочешь отругать клиента соседа – подавай, образно говоря, заявку в братский отдел.

Вот по этой заявке Черноуцан меня и костерил. Два раза. Первый – за появившуюся в «Комсомолке» рецензию на фильм Салтыкова «Председатель» по сценарию Нагибина с Ульяновым в главной роли. Все фильм хвалили, а наш автор разругал. И именно за то, за что другие хвалили, – за грубость и самодурство, возведенные в идеал.

Второй повод – фильм «Чайковский».

И в первом, и во втором случае ор в кабинете Игоря Сергеевича стоял страшный.

Оказалось, мы наступили на любимую мозоль. Оба фильма создавались под патронажем отдела культуры, точнее – его прогрессивного крыла, возглавлявшегося Черноуцаном, и призваны были продемонстрировать результаты заботливого и уважительного партийного руководства искусством в противовес голому администрированию и окрику. И вот, по иронии судьбы, как раз эти-то творения попали под обстрел газеты, которая сама практиковала вольнодумство.

Свой своя не познаша.

– Но фильм-то плохой, – вставлял я после каждой огнедышащей тирады. И он заводился снова и снова. И до меня постепенно стало доходить, что ему просто надо выкричаться.

Выкричался и махнул рукой: «Нет, пусть с тобой Яковлев дальше разговаривает. Я больше не могу». Так передал мне его резюме и А. Н. Словом, пустили щуку в реку.

Ну а после того, как мы обнаружили друг друга друзьями Гидашей, мы и сами подружились. И если уж и шумели один на другого, то совсем по-свойски.

К тому времени мы как бы поменялись ролями. Он вышел на пенсию, а я обретался уже в почти министерской должности председателя ВААПа. «В ранге министра» – как это называлось официально. Одним из немногих преимуществ этой должности была находящаяся в моем распоряжении «Волга» с двумя шоферами, которую не упускали случая эксплуатнуть разношерстные члены «гидашевской мафии». Когда я собрался в Шереметьево встречать Агнессу, которая впервые приезжала в Москву после смерти Антала, Игорь, не растративший в отставке категоричности, заявил, что поедет со мной. Когда в аэропорту мы погружались в машину, Агнесса сказала, что ей будет удобнее сидеть впереди и смотреть на Москву.

1 ... 46 47 48 49 50 51 52 53 54 ... 141
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?