— В вашем распоряжении четыре минуты на то, чтобы расположиться, — рявкнули они.

Забыв об усталости, мы встали у двухъярусных коек. Под пристальным взором фельдфебелей офицеры объявили перекличку. Затем объяснили, что от нас требуется соблюдать полный порядок и дисциплину. Хотя было еще рано, нам посоветовали хорошенько выспаться. Мы уже знали, что в немецкой армии подобные слова имеют вес. Слово «усталость» означало совсем не ту усталость, с которой приходилось сталкиваться после войны. А в те времена «усталость» означала потерю за несколько дней по крайней мере пяти кило веса. Когда офицеры и фельдфебели, захлопнув дверь, удалились, мы воззрились друг на друга в полном замешательстве.

— Да, похоже, здесь не соскучишься, — произнес Гальс. Его постель располагалась под моею.

— Это уж точно. Ты видал капитана?

— Я только его и видел. Уже предчувствую, как он даст мне по заднице.

На улице взвод в камуфляже уходил куда-то — наверное, на ночную тренировку.

— Извини, Гальс. Мне надо написать письмо. Хочу закончить, пока светло.

Фельдфебель сказал, что свечи, после того как выключат свет, полагается использовать лишь в случае крайней необходимости.

— Валяй, — сказал Гальс. — Оставляю тебя в покое.

Я поскорее вытащил листок бумаги, на котором мне так и не удалось написать ни строчки.

«Любимая…» — начал я и вслед за тем описал наше путешествие и прибытие в лагерь.

«Паула, — продолжил я, — со мной все в порядке. Я не думаю ни о чем, только вспоминаю тебя. Здесь все спокойно. Я помню каждую минуту, которую мы провели вместе, и надеюсь вернуться к тебе.

Я так тебя люблю».

Лучи солнца уже освещали верхушки деревьев, когда дверь казармы распахнулась с таким шумом, будто сюда ворвались советские войска. Фельдфебель свистнул, и мы все попрыгали с коек.

— У вас тридцать секунд на то, чтобы помыться, — прокричал он. — Затем всем раздеться и собраться перед казармами для физической тренировки.

Все сто пятьдесят солдат бросились в душевую, расположенную на другом конце лагеря. Неподалеку в сумеречном свете было видно, как бежит умываться еще одна рота.

За короткое время мы вымылись и выстроились в одних трусах перед казармами. К счастью, только начался июль, так что простуда нам не грозила. Фельдфебель выбрал одного из нас, чтобы тот руководил гимнастикой до возвращения начальства. Нам надо махать руками, дотрагиваться до носков, наклоняться вправо и влево как можно ниже, а затем повторить все упражнения.

— Начинайте, — сказал фельдфебель, уходя. — И чтобы без остановок.

Так мы и упражнялись в течение пятнадцати минут.

К моменту возвращения фельдфебеля кое у кого уже закружилась голова.

— Вам сорок пять секунд на то, чтобы вернуться в казарму. Шагом марш!

Через сорок пять секунд сто пятьдесят человек, на голове которых блестели сто пятьдесят касок, уже собрались перед знаменем. Именно тогда мы и познакомились с капитаном Финком и его прославленными методами переобучения. Он появился перед нами в галифе и с хлыстом под мышкой.

— Смирно! — раздался приказ фельдфебеля.

Капитан остановился на некотором удалении, медленно повернулся вполоборота и отдал честь флагу. Раздался приказ взять на караул.

— Вольно, — произнес капитан, повернувшись к нам. — Фельдфебель, сегодня вы будете лишь сопровождать меня. В честь прибытия новобранцев я сам займусь тренировкой.

Он слегка наклонился и посмотрел на землю, уже освещенную солнцем. Затем выпрямил голову.

— Смирно!

За сотую долю секунды мы стали смирно.

— Отлично, — произнес капитан приторным голосом. Он приблизился к солдатам, стоявшим впереди. — Господа, у меня сложилось впечатление, что вы несколько поспешно записались в элитную пехоту, не успев как следует поразмыслить. Возможно, вы не понимаете, что в специальных отрядах пехоты, вроде того, в котором мы состоим, нет ничего общего с тем, к чему вы привыкли во вспомогательных войсках, из которых добровольно ушли. Никто из вас не подходит для поставленной перед нами задачи. Мне хотелось бы ошибаться, хотелось бы, чтобы вы доказали, что я не прав и мне не придется посылать вас в штрафной взвод, где вы поймете, что совершили ошибку.

Ошеломленные, затаив дыхание, мы вслушивались в его слова.

— Дело, которому вам раньше или позже придется себя посвятить, потребует от вас такого напряжения сил, о котором вы даже не подозреваете. Иметь высокий боевой дух и уметь обращаться с оружием — этого уже недостаточно. Вы должны проявить настойчивость, решительность и храбрость, умение противостоять врагу в любых условиях. Дивизия «Великая Германия» удостоилась чести быть упомянутой в официальных сводках, распространяемых по всему рейху. Такую честь непросто заслужить. Для этого нужны настоящие мужчины, а не такие размазни, как вы. Предупреждаю заранее: вы встретитесь с трудностями. Мы не прощаем ошибок и требуем быстрых реакций.

Как воспринять такую тираду?

— Смирно, — рявкнул капитан. — Всем на землю!

Не колеблясь, мы растянулись на песке. Капитан Финк шел, будто прогуливаясь по пляжу. Он продолжал говорить, наступая сапогами — а весил он более восьмидесяти кило — на парализованные тела: кому-то на спину, кому-то на бедро, на голову или на руку. Но никто не пошевелился.

— Сегодня, — произнес капитан, — мы устроим прогулку за город. Я хочу посмотреть, на что вы годитесь.

Он разделил нас на две группы: в одной было сто человек, в другой пятьдесят.

— Господа, сегодня, — обратился капитан к первой группе, в которую не попали ни я, ни Гальс, — вам дается честь выполнять роль раненых. Завтра вы будете ухаживать за товарищами. РАНЕНЫЕ, НА ЗЕМЛЮ!

Он повернулся к нам:

— Парами! Подобрать раненых!

Мы с Гальсом соорудили из своих рук носилки для здоровяка, который весил не меньше ста килограммов. Капитан Финк повел нас к выходу из лагеря. Мы дошли до невысокого холма, расположенного на расстоянии двух километров. Наши руки разламывались от усталости под тяжестью «раненого» товарища, которому очень нравилось его положение. Добравшись до холмика, мы поднялись на него и перебрались на другую сторону. Стало жарко, с нас ручьями катил пот. Время от времени солдаты на мгновение опускали руки, и «раненый» оказывался на земле. Финк с фельдфебелем сразу же отделял эту тройку от остальных и поручал им еще более тяжелую задачу: нести одному другого на спине. У склона я понял, что настала моя очередь.

— Гальс, я так больше не могу. Надо отдохнуть.

— Спятил?! Да ты что, хочешь нести его на себе?

— Я все знаю, Гальс. Но у меня нет сил.

— Не останавливаться, — произнес капитан. — Вперед!

Гальс покрепче ухватил мои руки, чтобы я не сбросил ношу. Мы слышали, как сзади едва переводит дух солдат, который валится с ног под тяжестью усевшегося на него в полном снаряжении товарища. Фельдфебель обрушил на него целый град проклятий, требуя, чтобы тот не останавливался. Гальс, который был намного сильнее меня, стиснул зубы. По его лицу струился пот.