Все дела ее были закончены. Встречи состоялись. Финансовые вопросы решились. Миле даже не верилось, что поездка подошла к концу и она сумела сделать все, о чем просила Варвара Петровна. «Конечно, без Лойка и Татьяны я бы не справилась. Но я тоже не сплоховала! Кто бы мне сказал, что так ловко устрою все дела?!» Мила в это утро не спешила подниматься с постели. Она включила телевизор, посмотрела новости, в которых почти ничего не поняла, потом нашла какой-то старый фильм, в котором герои говорили по-английски, а титры шли на голландском языке. Мила вспомнила, как Лойк ей объяснил, что в Голландии очень хорошо знают языки, особенно английский. Мила попыталась вникнуть в суть мелодрамы, но ей стало скучно. «Вернусь в Москву, займусь иностранным. А то действительно стыдно!» – подумала она, наконец встав с постели. Спешить не хотелось – Мила привела себя в порядок, перебрала подарки и сувениры, которые успела купить накануне, потом обнаружила, что время завтрака в отеле закончилось. «Вот черт! Как это я забыла!» Она вдруг почувствовала, что хочет есть. «Ну, и что?! Я сейчас поем в городе. Объясниться смогу. Заодно и прогуляюсь, а то ничего не знаю и не видела, кроме нескольких ресторанов и этой самой дороги к дому Сорокко».

Через полчаса Мила вышла на улицу. Погода в этот день была облачной, но дождя не было, и это уже было хорошо. Мила не была опытным туристом, скорее у нее вообще не было никакой практики жизни в чужом месте. Но она прекрасно понимала, что как бы ей ни хотелось, а изучить все достопримечательности города за оставшееся время не получится. Она не видела смысла в беготне от Государственного музея, где все стремились увидеть знаменитый «Ночной дозор» Рембрандта, к Музею Ван Гога, к тому же здесь еще был Музей Библии, Кабинет кошек (тоже своего рода музей), Музей каналов и Музей очков. Помнится, что переводчица называла еще какие-то. За время пеших прогулок от отеля к дому Сорокко, а это был самый удобный и, пожалуй, быстрый путь, Мила заметила массу красивых соборов и домов. Понятно, что очень интересно было бы посетить их, но что выбрать, чему отдать предпочтение. «Я ничего в результате не запомню», – подумала она и решила, что гораздо полезней и приятней будет провести этот день в неторопливой прогулке по городу. Она пойдет одна, не отвлекаясь на разговоры, будет внимательна к деталям и наконец сольется душой с этим городом. Мила накинула плащ, запаслась зонтом и вышла из отеля, который находился недалеко от центрального вокзала, и начала свою прогулку. Ее путь лежал мимо старой башни по набережной Принца Хендрика (название она прочла еще раньше и в первый же день обратила внимание на ширину набережной – они обычно были очень узкими). Мила прошла совсем немного, и на ее пути возник дом, который она тоже заприметила давно, но не могла разглядеть как следует.

После рынка она уже не обращала внимания на достопримечательности, она просто гуляла, разглядывала толпу людей, подмечала, как одеты женщины, разглядывала витрины. Она вдруг насытилась всем, что увидела, всем, что пережила здесь. Она уже мысленно возвращалась в Москву к своей жизни. Так она дошла до Магере Брюг. Про этот мост ей тоже рассказывала Татьяна-переводчица. В переводе на русский язык мост назывался смешно – Тощий мост.

– Он и впрямь был когда-то тощим – два человека не могли разойтись на нем. Потом его перестроили, а название сохранилось. Этот мост – это сердце Амстердама. Во всяком случае, я так считаю. По мне, так лучше и красивее места нет. Обязательно сходи посмотри. Только вечером, – посоветовала Татьяна.

И Мила попала сюда именно вечером, когда уже стемнело и зажгли огни. Гирлянды подсвечивали все контуры моста, его башен, перил, вся набережная была в маленьких лампочках. Мила остановилась и зачарованно смотрела на эту сказку. «Господи! До чего же хорошо! И как жаль, что я здесь одна!» Эта мысль появилась случайно, она была непрошеной, неосторожной – Мила, как всякая женщина, боялась заглядывать в свое будущее. Но сейчас она не сдержалась: «Следующий раз мы приедем сюда с Ильей!» Она еще немного постояла, потом перешла на другую сторону и вернулась в отель по многолюдной и шумной центральной Дамрак.

В день отъезда центральный вокзал, как и положено, радовал суетой – приятно осознавать, что путешествие – это что-то легкое и интересное. Мила изучила табло, на котором было расписание поездов, нашла свой перрон и вошла в свое удобное мягкое купе. Лойк взял ей билет в первый класс, и скорее всего она будет всю дорогу одна. Во втором классе она видела это, проходя мимо, было людно. «Отлично. Я буду смотреть в окно, вспоминать поездку, думать о возвращении». Мила вздохнула. Она несколько раз звонила Илье, но разговора не получалось. «Интересно, это потому, что мама рядом, или потому, что он до сих пор дуется?» – спросила она сама себя. Она уже соскучилась, и ей хотелось, чтобы в Москве они встретились с Ильей, забыв все обиды. «Если он мне не сделает предложение, я сама ему его сделаю», – вдруг подумала она и рассмеялась. Поезд тронулся, и постепенно мысли Милы подстроились под стук колес, ни на чем подолгу не останавливаясь. Она думала о Сорокко и о своем отце, о Варваре Петровне и о них с Ильей. Она пыталась настроить себя на серьезный лад, как будто сейчас в поезде ей было под силу решить все свои московские проблемы. В конце концов, у нее разболелась голова, и она полезла за анальгином. Доставая лекарство, она увидела ту самую толстую тетрадь, которую забрала из стола Сорокко и на которой было выведено большими буквами: «Дневник». Мила запила таблетку водой, сунула в рот шоколадную конфету и раскрыла тетрадь. Она обратила внимание, что дат не было, только разные оттенки синих чернил свидетельствовали о том, что записи делались в разное время. «Интересно, как долго он его вел?» Ей очень хотелось хоть одним глазком взглянуть на то, что писал этот человек.

Мила пробежала глазами первые строчки, вздохнула и отложила дневник. «Это некрасиво, не надо так делать». Она убрала тетрадь подальше, на дно сумки и закрыла глаза.

Иногда ты невольно становишься свидетелем чужих отношений. И не сразу можешь понять, где проходит граница невмешательства. Не знаешь, как поступить – сделать вид, что ничего не заметил и ничего не знаешь, или честно признаться, что чужая тайна вовсе не тайна для тебя. Поверит ли человек, что тобой руководило не праздное любопытство, а стремление уберечь, смягчить удар. И поверит ли тот, другой, чьей тайной ты уже владеешь, что ты друг ему? Мила так не любила двусмысленность, что предпочла бы неведение. Она со своим любопытством справлялась довольно легко. «Мы достаточно давно знаем друг друга. Она мне доверяет. Я не буду совать нос в чужие дела. Захочет, поделится».

В душе она почувствовала какую-то смелость. В чем причина была такой перемены, сказать сложно. Сама же она объясняла это тем, что чужая история, в которой люди потеряли друг друга, в какой-то степени напугала ее. «Все может расстроиться, а ты и не заметишь. Надо держаться друг за друга», – все чаще и чаще думала она.

Мила считала часы до встречи с Ильей и Варварой Петровной, которой она везла воспоминания. Которой везла ее прошлое в виде писем, открыток, нескольких фотографий. Еще она ей везла будущее – в сумке лежал договор на продажу дома, банковская карта, куда поступят средства от этой сделки, и еще в сумке лежала крупная сумма денег, которая позволит безбедно жить какое-то время. Еще Мила везла в Москву обрывки счетов, записок, незначительных для чужого глаза документов, которые для Варвары Петровны могли оказаться душевно важными. Мила очень гордилась сейчас тем, что так успешно, так удачно выполнила все, о чем просила ее Варвара Петровна. «Это хорошо, что Сорокко оставил дневник. Дневники пишутся для себя. Там человек откровенно пишет о своих чувствах. А судя по всему, он любил Варвару Петровну. “Я его любила, но делала ошибку за ошибкой. Исправлять их у меня не хватало мужества” – так сказала Варвара Петровна, когда решался вопрос о поездке за наследством. Очень часто люди живут прошлым, но только тем, что сохранили сами в себе. Очень часто они верят, что было только то, что они сами помнят. Поэтому ей важно будет узнать, что ее любили!»