Пришло время завтрака; ночной штрудель давно не давал девушке сил для переноски двух саквояжей с добром, поэтому на углу одной из улиц она остановилась у тачки уличного торговца и купила себе ещё тёплый брецель, белую колбаску, при ней выловленную из кипятка. Торговец завернул ей колбаску в серую бумагу, а сверху помазал сладкой горчицей. Она хотела пройти дальше и найти себе уголок потише, но не смогла, уж очень аппетитно выглядела белая колбаска, и к тому же тут у маленького, на пять столиков, переполненного кафе прямо на улице стояли мужчины в простых фуражках и рабочих блузах, они пили кофе с густыми сливками и сахаром. А в витрине кафе красовалась надпись: «Один шиллинг – кофе, сливки, сахар: пей, пока не напьёшься».

Цена была вполне приемлемой. Дева отдала доброй фрау монету, а та в большую чашку налила ей чудесного напитка: «сливки и сахар клади сама, допьёшь – ещё подходи». Зоя с полной до краёв чашкой отошла в сторону и прямо здесь, на улице, стала пить и есть. Прямо на улице, стоя и не особо стесняясь взглядов посторонних, ела и пила точно так, как это делали другие люди, те люди, что шли на работу и остановились позавтракать.

Одна. Именно здесь и именно сейчас, среди этих людей, Зоя поняла, что осталась в этом большом городе одна. И всё её имущество стоит у её ног в двух небольших саквояжах. И все её деньги тут же. И дальше ей придётся работать самой, без верных братьев и сестёр, без помощи, без связи, без умных советов старших, без подстраховки. То, что всё будет непросто, если не сказать сложно… Об этом дева начала думать ещё ночью, доедая штрудель, но одно дело думать, а другое – отчётливо понять, что это сложное уже наступает. «Ничего, ничего…, - доедая вкусную колбаску, Зоя сама себя успокаивала, - просто нужно быть осторожной и внимательной. И, как говорит брат Тимофей: думать как минимум на ход вперёд».

Так что морально она была готова и в одиночку продолжить борьбу, тем более что она не надеялась, что сможет всё-таки установить связь со своими, даже если это придётся делать через центр, через Серпухов.

А если не будет связи? Ну… ничего. Ведь большую часть её жизни девушку готовили, в том числе, и к автономной работе в опасном окружении. К тому же у неё уже был план, первым пунктом которого значилось жильё. Тихое, скромное, незаметное и безопасное убежище. И она уже прикидывала, где можно найти такое.

Она допила кофе и вернула чашку доброй женщине, недоеденную половинку брецеля спрятала в саквояж. И, сказав себе тихо: «И один в поле воин, если по-русски скроен», взяла свои саквояжи и пошла на восток. Именно там, подальше от реки и дорогостоящей земли, можно было найти недорогое жильё.

Глава 25

Коммодор Генри Винтерс Третий, которого муж герцогини сэр Невилл запросто именовал стариной Гарри, прибыл как раз к обеду. Это был человек ещё нестарый, но благодаря свой прекрасной родословной уже занимавший высокий чин и место на капитанском мостике лучшего корабля Британии. Коммодор Винтерс был неглуп и прекрасно понимал, что лучше сидеть в адмиралтействе, чем таскаться по морям, и поэтому очень рассчитывал, что герцогиня поможет ему выхлопотать внеочередное повышение и полагающиеся к нему адмиральские погоны. И как было ему не помочь, если он был галантен и остроумен. Леди Кавендиш уже кое-что сделала, чтобы содействовать в продвижении этому толковому офицеру, так как ей давно был нужен свой человек в адмиралтействе. Люди, которых она там знала, либо состарились, либо перестали влиять на принимаемые адмиралтейством решения. Нужна была молодая кровь, и старина Гарри удачно подходил для этой роли.

- О! Друг мой! Я рад вас видеть! – воскликнул сэр Невилл, увидав входящего в обеденную залу коммодора. Он тут же поглядел на свою супругу и добавил: – Дорогая, ваш сюрприз удался. Это было очень мило.

Сэр Генри снял свою форменную фуражку и пошёл навстречу к сэру Нэвиллу, протягивая приятелю руку для рукопожатия; потом он поспешил к герцогине и поцеловав той руку, произнёс:

- Леди Джорджиана, вы спасли меня от смерти; вчера в кают-компании эти болваны весь обед обсуждали смену ходового подшипника и работу элеватора подачи снарядов. Ещё один такой обед – и я был бы вынужден застрелиться от скуки.

- Не спешите стреляться, дорогой Генри, потерпите немного, – отвечала ему герцогиня. – Возможно, к концу этого года ваше положение изменится. Я уже писала о вас лорду-адмиралу.

- О, я вам очень признателен, герцогиня, - коммодор снова поцеловал её руку.

Он бы ещё больше нравился леди Кавендиш, если бы в нём неожиданно не открылась страсть к разрушительным увеселениям, в которые втягивал офицера её муж. Коммодор и сэр Невилл быстро нашли общий язык и уже дважды устраивали мужские пирушки. После одной из них, на которой, кстати, присутствовал и британский консул в Гамбурге Сидней Чевинг, эти господа устроили веселье. Они, собравшись на пикник, закупились провизией, но начали употреблять джин ещё задолго до того, как добрались до места, и как-то само собой так вышло, что джентльмены, абсолютно невинно, начали кидать из своего электрического экипажа колбаски и куски сыра, хлеба и фрукты в прогуливающихся бюргеров, считая это… забавным. Они смеялись, видя, как колбасы сбивали дамам шляпки или попадали в лица мужчинам. Это было смешно, и когда им кто-то погрозил кулаком, весёлые англичане развернули экипаж, чтобы проучить мерзавца; они догнали того самого человека и втроём просто избили дурака, применяя для этого трости. После появился полицейский и потребовал от джентльменов пройти с ним, но те посчитали, что это ниже чести британца, и сэр Невилл, используя знания в боксе, весьма ловко выбил полицейскому два передних зуба, после чего экипаж джентльменов покинул место происшествия. Случись такое в Лондоне, никто бы и внимания на то не обратил – мало ли зубов джентльмены выбивают у всякой черни, молодые джентльмены взяли за моду на лондонцах отрабатывать навыки, получаемые в спортивных клубах, – но здесь это, казалось бы, рядовое событие имело неприятный резонанс. И ей, именно ей, леди Кавендиш, а не этому болвану консулу приходилось прилагать усилия, чтобы этот инцидент исчерпать. И обошлось ей это в пару неприятных визитов и десять гиней. Ну, деньги-то на то и существуют, чтобы упрощать аристократам их нелёгкое бытие, но