Тени в чепцах и цилиндрах мелькали среди полок, но к прилавку не приближались.

— А можете ещё такую штуку отколоть, один плюс один — десять? — оглядевшись по сторонам, спросил старик. И глаза у него заблестели, как у ребёнка.

— Ну, давайте попробуем. — Гумир достал из кармана список желаний, развернул его, прочитал: — Молодая девушка. Везде, во всём, во всех видит красоту. А окружающие считают её страшненькой. От этого ей так горько. Кругом — красота, а она — страшненькая.

— Да, девушек часто заботят такие пустяки, — зевнул старик.

— Но это совсем не пустяк. Вспомните, что вы говорили про биографов!

— И что, я говорил об их красоте?

— Не о красоте. А о том, что каждый видит то, что есть в нём. Значит, в ней, в этой девушке, есть красота, очень много красоты. Ведь она её везде замечает.

— А окружающие все слепые.

— А в окружающих нет ни капли красоты. И они её просто не видят. Но девушка всё равно красива.

— Вы её любите? — усмехнулся старик.

— Нет. Но поверьте, она красива.

— Тогда верю. Если не любите — значит, в самом деле так. Занятно.

В этот момент одна неуверенная в себе барышня, работающая помощником младшего менеджера в огромной бюрократической конторе, отлучилась в туалет. Случайно посмотрела в зеркало. Она так устала, что сначала не поняла, что за красавица смотрит на неё из рамы. А когда узнала себя — и удивилась, и нет. Она в самом деле красива. Надо было дойти до ручки с этими бесконечными ведомостями и сводками, чтобы увидеть и понять это.

— А вот ещё, — Гумир спустился строчкой ниже.

Тени в чепцах и цилиндрах мелькали быстрее. Словно кто-то из озорства начал раскручивать пальцем стрелки часов, подгоняя время.

— Вот, смотрите, так и так. Да? Вроде не выходит. А если так? И предположить, что так…

— Верю! Верю! Верю! — восклицал хозяин лавки. — Как здорово вы умеете всё объяснить! Обожаю такие фокусы!

С каждым «верю» где-то в городе происходило маленькое чудо: исполнялось желание, не выполнимое при обычных условиях.

Стрелки начали уставать и постепенно вернулись в прежний ритм.

— Верю, — медленно сказал букинист и вдруг замер. Лицо его стало похоже на маску — разгладились морщины, но исчез и детский блеск в глазах. Словно пробудившийся от многолетнего сна памятник, он огляделся по сторонам. Вперил взгляд в Гумира. Тот ничего не замечал — он деловито расставлял галочки напротив выполненных желаний.

— А откуда вы узнали про мою лавку? — спросил старик.

— Да на работе адрес дали, — легкомысленно отвечал Гумир. — Кто-то к вам ходил, что-то у него не получилось.

— Да-да, ходил. И не один ходил, — кивнул старик, будто что-то припоминая. — Сегодня я уже устал, но вы — интересный собеседник. Знаете что? Приходите завтра все вместе. Всех-всех приводите. Будет ещё интереснее. Уверяю. А пока — примите в подарок.

Старик нырнул под прилавок, скрылся из виду. Что-то уронил. Тени испуганно метнулись в стороны. Гумир уже привык к ним и не обращал внимания.

— Вот! — Букинист вытащил свёрнутый в рулон кусочек холста, развернул его, оказалось, что это — вышивка, — Сам смастерил. Берите. На стенку повесите или салфетку сделаете. Или думочку. Ещё тут у меня кое-что завалялось. — Из-под прилавка был извлечён пёстрый бумажный прямоугольник. — Передайте самому первому, который здесь был. И не забудьте — завтра я всех жду!

Голос звучал всё тише и глуше. Слова «жду» было уже почти не различить. Ну а чем ещё могла закончиться фраза «Завтра я вас всех…»? Гумир стоял на улице, прижимался спиной к двери букинистической лавки. В одной руке у него был список желаний, в другом — подаренная вышивка. И он видел, он чудесно видел сквозь сгущающийся вечерний сумрак каждую деталь фасада, каждую капельку на оконном стекле дома напротив.

Алиса вышла из «Феи-кофеи». Теперь она не искала «странных старух»: для нового эксперимента годился кто угодно. Вот женщина идёт, в руках — сумка с продуктами, в глазах — скука. Что может объединить Алису с этой женщиной, ради чего она натянет защитный тент над нею и собой?

— Бездельница! — вдруг сказала ей женщина.

— Вы мне? — удивилась Алиса.

— А кому же? Шляешься в рабочее время, руки белые, маникюр.

— Маникюр в рабочее время запрещён?

— Я тебя по телевизору видела. Родителей бы не позорила!

— Вы знаете моих родителей?

— Кто ж не знает! Газеты читаю, за новостями слежу. Давненько тебя не было видно. Наверное, от алкоголизма лечилась?

— Нет.

— Напрасно! Пока молодая и деньги родительские не прогуляла, легла бы в клинику, подлечилась.

— Да мне не надо. Я не пью.

Алиса сама не поняла, как начала оправдываться и защищаться. Она свернула во двор. Женщина — за ней.

— Замуж бы вышла, да кто тебя такую, с такой биографией, возьмёт? Ну разве что ради папашиных и мамашиных денег. Ты не тяни с этим! Совсем сопьёшься — поздно будет.

Алиса прибавила шагу. Женщина тоже прибавила шагу. В её авоське звякнули бутылки. Так вот почему она так настойчиво уговаривает Алису полечиться от алкоголизма!

«Она видит в нас что-то общее. Хоть этого общего и нет. Но она — видит. И это роднит нас в её глазах»

Женщина продолжала что-то говорить.

Алиса остановилась и попыталась представить, что же на самом деле роднит её с этой злыдней.

Женщина продолжала нести какую-то чепуху. Найдя благодарную — как ей показалось — слушательницу, она изливала на неё содержимое всех прочитанных бульварных листков. Мелькали имена — известные и не очень. Кого-то Алиса знала лично — и могла с уверенностью сказать, что «подвиги» этого человека, ну, как бы это сказать, несколько преувеличены народной молвой.

«Сколько достойных людей — и про каждого можно что-нибудь сочинить. А если уж ты дал повод хоть раз — всё, готовься. К тебе не зарастёт народная тропа».

— … на деньги жены содержал трёх балерин и одну массажистку! — продолжала делиться сплетнями женщина.

«А ведь и про неё саму, наверняка можно придумать что-нибудь в этом роде. Да и придумывать не надо: стоит один раз услышать, как в сумке звякнули бутылки. И возможно, речь тут вовсе не об одиноком женском алкоголизме. Может быть, у неё праздник скоро, гости придут. Или в бутылках — пепси-кола, такая вкусная, не то, что в пластике? Или — овощной полезный сок. Или вообще — детское питание, а дома любящую и непьющую бабушку ждёт румяный внук».

Алиса улыбнулась своим мыслям — вряд ли этакая злющая тётка может быть любящей бабушкой, но почему бы и нет? Она представила защиту — на этот раз, не в виде кисеи или дождя. Солнцезащитное зеркальное стекло. Только укрывает оно не от солнца, а от чужих домыслов. Алису и вот эту тётку. Вот они вместе — под защитным колпаком. Р-раз — ударить пальцем о палец.