Ну это вообще чепуха. У любого из заведующих отделением за день хоть один раз да сорвется с языка нечто подобное. Пациенты пристают, буквально осаждают, треплют нервы, нет-нет и скажешь. Чего из таких пустяков истории раздувать? Действительно, если ты такой умный, что позволяешь себе учить жизни врачей, то чего же не лечишься? Хотя бы у психиатра?

«Когда я лежала в реанимации НИИ кардиологии и кардиохирургии, то приходила в ужас от того, что там творилось. Однажды устроили оргию прямо среди белого дня, никого не стесняясь. Я не могла повернуться или встать, потому что была слаба, но отчетливо слышала характерные ритмичные звуки, скрип койки, которые наводили на соответствующие мысли. Длилось все это очень долго, сколько точно, не помню, потому что в какой-то момент звуки меня убаюкали и я заснула…»

— Давайте, давайте, валите все в кучу! — сказал в пространство Всеволод Ревмирович.

— О чем это вы? — поинтересовалась вошедшая в этот момент Валерия Кирилловна.

— Об этом грязном пасквиле! — Всеволод Ревмирович с силой ткнул пальцем в продолжавшую лежать на столе газету. — Характерные ритмичные звуки они в реанимации слышали и сразу решили — оргия! Среди белого дня! А подумать, что это кого-то «качали», сердце завести пытались, оттуда и ритмичные звуки, нельзя! Это же не так интересно, как оргия! Читали уже?

— Начала и бросила! — Валерия Кирилловна села на стул и неприязненно покосилась на газету. — Точнее — выбросила и дважды вымыла с мылом руки. Такая грязь!

— Докуда дочитали?

— Когда начали Инну Всеволодовну грязью поливать, так сразу и перестала. Я сначала даже и не поняла, что это про наш институт. Мне Галина Федоровна газету принесла…

— Возьмите и дочитайте! — Всеволод Ревмирович сложил газету и не положил, а прямо швырнул ее на стол. — Вы, как мой заместитель, должны быть в курсе. Завтра-послезавтра я отвечу на это в «Медицинской газете», а сейчас прошу вас собрать всех заведующих и от моего имени дать распоряжение немедленно подготовить по два, а лучше — три или даже четыре — в общем, не меньше трех благодарственных писем от больных. С полными паспортными данными, адресами, собственноручно написанными, чтобы никто не мог сказать, что это мы сами написали! Я попрошу опубликовать отрывки из этих писем. Собирайте всех, дайте прочесть эту клевету тем, кто ее еще не читал, и пусть прямо сейчас подготовят письма! Все отделения, без исключения! Надо же — в рифму сказал. Все отделения и поликлиника.

— Патологоанатомии тоже подготовить три письма? — уточнила Валерия Кирилловна.

— Ну вы совсем… — Всеволод Ревмирович сокрушенно развел руками. — Сами-то хоть поняли, что сказали?

— Вы же сказали — всем без исключения, — обиделась Валерия Кирилловна. — Между прочим, я сама пару раз слышала, как нашу патологоанатомию благодарили за чуткость и деликатность. Это же очень важно…

— Важно, но не в тему. Я вообще планирую говорить не о смерти, а о жизни. У нас Институт Жизни, а не Институт Смерти, как пишут вот эти…

Матерное слово Всеволод Ревмирович произносить не стал.

— А вы вот так и назовите свою статью: «У нас Институт Жизни, а не Институт Смерти»! — посоветовала Валерия Кирилловна. — Чтобы всем было ясно… А я подготовлю вам статистику за последние годы. Цифра всегда впечатляет.

— Особенно если это цифра, над которой поработали вы, Валерия Кирилловна…

«Когда яблочки хороши, то к корешкам никто не докапывается», — приговаривала Валерия Кирилловна, смело подгоняя статистические данные таким образом, чтобы они отражали неуклонный рост всего хорошего и такой же неуклонный спад всего плохого. Это только скучные и недалекие люди считают статистику точной математической наукой. На самом же деле статистика представляет собой увлекательнейший творческий процесс. В цифрах есть своя, особая магия, которая открывается только посвященным, кроме писаных законов есть законы неписаные, что сродни тайному жреческому знанию, передаваемому из уст в уста. Взять хотя бы показатель больничной летальности, один из важных показателей качества лечебно-диагностической работы любого стационара, который представляет собой отношение общего числа умерших в стационаре к числу выписанных больных. Вроде бы, на первый взгляд, никак иначе, чем есть на самом деле, его не рассчитаешь. Поделил одно на другое и… вдумчиво изменил полученный результат до требуемого предела. Когда яблочки хороши, то к корешкам никто не докапывается, не так ли? Главное, работать с цифрами вдумчиво, про свой интерес не забывая, но и не наглея. И, конечно же, не забывая про то, что в будущем году показатели должны быть еще лучшими. А еще через год — еще… И так далее. Плох тот статистик, который не прослеживает свои действия на несколько лет вперед, подобно тому, как хороший шахматист продумывает партию на много последующих ходов. Валерия Кирилловна была статистиком, что называется, от бога. Цифру она чувствовала и работать с ней умела, как никто, потому что всегда понимала, какого отчета от нее ждут в министерстве.

— «У нас Институт Жизни, а не Институт Смерти»? — Всеволод Ревмирович на секунду призадумался и одобрил: — А что — хорошо! Звучно и сразу всем ясно… Спасибо за подсказку, Валерия Кирилловна.

— Не за что, Всеволод Ревмирович, — заместитель скромно потупила глаза. — Это же вы придумали.

— А вы первая оценили по достоинству…

На семейном совете, имевшем место вечером того же дня в скромном трехэтажном доме Всеволода Ревмировича, расположенном на Николиной Горе, по соседству с домами многих выдающихся людей современности, название, столь понравившееся Валерии Кирилловне, не утвердили.

— Папа, ну разве ты не понимаешь, что тебе надо быть выше всего этого?! — возмущенно жестикулировала Инна Всеволодовна. — Ты не должен обнаруживать никакой связи между своим выступлением и тем, что написали эти продажные ублюдки! Ты просто должен рассказать о нашем институте, сказать все, что считаешь нужным, но не подавать это как ответ на статью из «Московских сплетен»! Много им чести будет!

— Но ведь и так ясно…

— Не ясно! Мало ли что кому ясно! Это уже пусть каждый сам строит домыслы! А ты просто выступаешь. Лучше назови свое интервью «Сердце, тебе на хочется покоя»!

— Ну это как-то выспренно и шаблонно, — поморщился Всеволод Ревмирович.

— Тогда — «Большое сердце»!

— Может, лучше — «Больное сердце»?

— Нет, название должно быть оптимистичным, позитивным!

— Но не тупым и не заезженным!

— Тупее, чем твой «Институт Жизни», не придумаешь!

— Да будет вам препираться, — примиряюще сказала жена одного из спорщиков и мать другой. — Назови, Сева, свое интервью «Сердце в добрых руках» и побольше напирай на доброту, это будет так трогательно…

— Розовые сопли! — пренебрежительно фыркнула дочь, но дальше спорить не стала.

— «Сердце в добрых руках»? — Всеволод Ревмирович задумчиво пожевал губами. — Мне нравится. Доброта — это непременно, доброта — это наше все… Позитив, жизнь против смерти…