— Во, смотри, у трактирщика стащил, еще теплая! — гордо провозгласил нечистик, запрыгивая на топчан. Он ловко разорвал тушку и протянул половину Алексею. — Угощайся!

— Что с лесавкой? — хмуро спросил молодой человек, не обращая внимания на курицу.

— А ни че! — Анчутка откусил от своей половины и с аппетитом зачавкал, хрустя костями. — Цела, вроде. Ее в подвале связанную заперли. Спит, похоже… Может, навовсе уснула.

— Как это — навовсе? — растерянно пробормотал Алексей, опускаясь на топчан.

— Да ты ешь, давай, для тебя, между прочим, старался, — нечистик сунул курицу в руки парня. — А уснуть она запросто может. Они ж почти все уснули, лесавки-то. Я уж думал, их и не осталось совсем. А эта, вишь, даже меня изловить сумела. В городе, вдали от леса лесавки слабеют, а твоя-то остатки силы истратила, когда обережный круг заговаривала, вот и скисла потом. И чего она в город приперлась? Поди, за тобой увязалась?

Нечистик захихикал, но наткнувшись на злой взгляд Алексея, замахал рукой.

— Молчу, молчу, не злись. Лопай курицу-то, а то, не ровен час, с голодухи и меня загрызешь. Поешь, как раз стемнеет, и пойдем. Присмотрел я там лаз один, вытащишь свою девку, в лес ее отнесешь, авось, оклемается. Сейчас рано еще, нарвешься на кого-нибудь, и зазнобу не спасешь, и сам в беду попадешь.

Молодой человек смирился и начал жевать курицу, задумчиво поглядывая на анчутку. Мотивы этого пакостника были не понятны, может, просто решил развлечься, но, все равно, Алексей был ему искренне благодарен.

— Слушай, а тебя как зовут? — спросил он нечистика.

Анчутка сыто рыгнул, вытер сальные лапы об одеяло и хмыкнул.

— А никто меня и не зовет. Сам прихожу, когда мне надо.

— Но имя-то у тебя есть? Я вот Алексей.

— Совсем дурак! — Нечистик удивлено вытаращился на молодого человека. — Что ж ты имя свое, матерью нареченное, нечистой силе сказываешь?

— А что, нельзя? — Алексей даже растерялся.

— Чудной ты какой-то. То ли, правда, дурак, то ли, так… неправильный…Теперь-то уж чего. Я тебе вредить не буду, а другим не говори. — Анчутка задумчиво поковырял в носу и грустно вздохнул. — А у меня имени нету. Никто нас, нечисть, то есть, именем не нарекает.

— Без имени неправильно. — Алексей покачал головой. — Словно и нет тебя. А хочешь, я тебе имя нареку? А то, как и обратиться не знаешь.

— Взаправду? — обрадовался анчутка. — Вот здорово! Ни у кого из нечистиков имени нету, а у меня будет. Нарекай!

Нечистик соскочил на пол, вытянулся на задних лапах, гордо выпятив брюхо. Алексей усмехнулся, задумался на минуту и торжественно провозгласил:

— Нарекаю тебя нечистик анчутка именем Кузьма, — и пояснил. — Мне в детстве нравилась сказка про домовенка Кузьку, вот и ты Кузькой будешь.

— Кузь-ка… — проговорил нечистик, словно пробуя имя на вкус. — Мне нравится. Буду Кузькой!

— Ну и ладно. А теперь идем, вон, стемнело уже.

Анчутка уменьшился до размера крысы, ловко закарабкался по Алексею, нырнул к нему за пазуху, повозился там и удовлетворенно вздохнул:

— Тепло тута… Ну, давай, топай.

Небольшая протестантская церквушка, построенная еще при Иване Грозном, сильно пострадала в пожаре, им же самим и устроенном. Бывшие ливонские пленники — первые жителями Немецкой слободы, оказались работящими и предприимчивыми. Они быстро разбогатели, преимущественно, на торговле вином, которое царь разрешил им продавать помимо казны. Богатство и сытое благополучие немцев, как тогда на Руси называли всех иностранцев, вызывало зависть и ненависть, и зимой 1578 года царь Иван во главе отряда опричников устроил в слободе погром. Людей хватали прямо на улице, раздевали догола, грабили и поджигали дома. Однако помутнение рассудка, которое иногда случалось у эксцентричного государя, быстро прошло, и царь оставил слободу в покое, позволив и дальше торговать вином. За несколько последующих лет благосостояние обитателей Немецкой слободы не только восстановилось, но и преумножилось. Практичные немцы, однако, не стали возводить новую кирху, а лишь разобрали частично, заменив обгоревшие кирпичи новыми, да восстановили деревянные перекрытия.

Алексей остановился рядом с невысоким заборчиком, огораживающим расположенное при церкви кладбище, и похлопал себя по груди.

— Эй, Кузька, заснул, что ли?

— Ась? Чего? Ты меня, что ли? — Нечистик высунул морду из-за пазухи и зевнул, щелкнув клыками. — Холодно, — недовольно пробурчал, он и спрятался обратно.

— Куда идти-то теперь? — спросил молодой человек, вглядываясь в черную тень церкви на фоне более светлого неба.

— Топай к заднему крыльцу, там каменная домовина есть, склеп называется. В ней ход в подвал.

Покрутившись между надгробий и крестов, проваливаясь в глубокий снег, Алексей, наконец, вышел к небольшому, метра два высотой каменному строению, отодвинул засов, мимоходом удивившись, зачем запирать склеп, тем более снаружи. В темноту, пахнущую сыростью и могильным тленом, вели каменные ступеньки. Молодой человек словно вернулся в прошлое, когда в 18 веке он так же стоял пред входом в гробницу Трувора, куда он должен был спуститься за Клыком Фенрира — мощным артефактом, способным порвать полотно истории. Но тогда у него, хотя бы был фонарь. К счастью, Алексей вспомнил, что в сумке должна оставаться свеча. Он вытащил ее, нашел кремень и неумело застучал огнивом, пытаясь в одной руке удержать трут и камень. Раза с пятого, ему удалось запалить трут и зажечь свечу.

— Вылезай, соня, показывай, куда идти, — Алексей вытащил нечистика за шкирку.

— Положи на место! — возмутился Кузька. — Что за привычка хвататься? Никуда я не пойду. Там воняет попами и святой водой. Погано! Лучше я у тебя посплю.

Молодой человек, сквозь зубы ругая анчутку, снова сунул его за пазуху. Оттуда раздалось сонное бурчание:

— Внизу увидишь дверь, она открыта, иди по коридору до поворота, там камора запертая, куда твою зазнобу запрятали. Не заблудишься. — Кузька вкусно, с подвыванием и причмокиванием зевнул и добавил. — Там еще отнорочек есть, ход из него на волю ведет… далеко… за город.

Алексей начал спускаться, прикрывая ладонью трепещущий язычок пламени. Маленький огонек лишь слегка разбавил тьму желтым дрожащим светом, заставив мрак с ворчанием отступить с дороги. Мечущиеся по стенам склепа изломанные тени казались живыми злобными существами, раздраженно дергающимися от прикосновения света.

Лестница оказалась короткой — ступеней пять-шесть — да и сам склеп был небольшой. В противоположной от входа стене — дверь, как и сказал Кузька, незапертая, за дверью длинный коридор с низким потолком и неровным земляным полом. У стен громоздились какие-то мешки и бочки, вероятно, тут было что-то вроде склада. Коридор резко сворачивал влево, и на повороте была деревянная дверь, закрытая на большой висячий замок.