– Ульф Свити, так меня теперь зовут.

– Брат, – сказал Ольбард. – Не возражаешь, если я сам с ним поговорю?

Я удивился. Раньше Ольбард Синеус разрешения у Трувора спрашивать бы не стал. Скорее, наоборот, ведь он был кормчим Хрёрека, а значит, в табели о рангах скорее выше, чем ниже.

Трувор качнул головой. Отказал. И это меня тоже удивило.

– Ты люб мне, Ульф Свити, – сурово произнес Трувор. – Не разочаруй меня.

– Ты тоже дорог мне, Трувор Жнец. Обида моя велика, но ради нашей дружбы я готов о ней забыть! – Я поклонился Трувору. Как младший – старшему. Гнев схлынул, и я уже понимал, что повел себя не как хёвдинг, а как сопливый дренг. Мысли я как вождь, никогда не стал бы провоцировать Хрёрека. Хорошо, что варяги вмешались, и вмешались правильно. Не то могло и до крови дойти. И себя бы подставил, и людей своих. Может, и Хрёрек прав в таком случае? Пожертвовал меньшим, то есть мной, ради большего – своего княжества?

– Окажи мне услугу, – принял мое предложение Трувор. – Не уходи сегодня. Останься и услышь нашу историю. Думается мне, это важно для всех нас.

– История сия – только для меня или для моих людей тоже? – уточнил я.

– Сам решай, – ответил Трувор.

Махнул рукой – и варяги ушли.

Последнее, что зафиксировал мой взгляд: расширенные зрачки Труворовой дочки. Кажется, она ждала, что мы с ее папой вот-вот сцепимся…

Такое бывало. Я и сам пару раз видел, как папа потенциальной невесты и потенциальный же жених сходились в поединке. У скандинавов это не такой уж редкий вариант. И бывало так, что бедная девушка (или не девушка уже) оказывалась и без отца, и без жениха.

– Пойдем-ка домой, братец, – пихнул меня плечом Медвежонок. – Жду не дождусь услышать, как Хрёрек и остальные сумели вырваться из объятий Змееглазого. Но еще больше – что такого сказал тебе конунг, что ты рванул от него, как завидевший косатку тюлень?

* * *

К моему немалому удивлению, бойцы мое эксцентричное поведение одобрили. Только Тьёдар Певец высказался осторожно: мол, у конунгов свои понятия о чести, и к этому стоит относиться с пониманием. Для воина главное: вовремя сменить лидера. До того как он решил пожертвовать тобой ради политических преференций.

– Ты говоришь так потому, что не знал, каким вождем был Хрёрек раньше! – заявил Стюрмир.

– Не знал, – согласился Тьёдар. – Может, в те времена, когда он был не конунгом, а морским ярлом, он думал и поступал иначе. Для морского вождя нет ничего важнее его хирда, а у конунга – иначе.

– Можно подумать, конунг может обойтись без хирда! – запальчиво воскликнул Вихорёк.

– Не может, – согласился Тьёдар. – Но морского ярла кормят его хускарлы. А конунг кормит своих хускарлов тем, что соберет со своих бондов.

Прямо-таки мои мысли. Что, впрочем, не примиряло меня с изменившимся Хрёреком, потому что становиться разменной монетой в политических играх я не собирался. И даже если когда-нибудь сам стану конунгом – не подставлю своих людей ради политической выгоды.

«Ага! – тут же вмешалась моя совесть. – Не ты ли только что едва не подставил своих людей из-за мальчишеской обиды!»

– К тебе пришли, вождь! – прервал дискуссию стоявший на страже во дворе Тови Тюлень.

Нет, это был не Трувор. Близко, но не он. В мой (или уже не мой?) скромный дом пришла та, кого я, да простят меня романтики, сейчас жаждал видеть меньше всего. Прекрасная воительница Заря Труворовна.

– Погоди, – прошептал я, тщетно пытаясь выпутаться из жарких объятий. – Давай, может, на реку пойдем?

– Не хочу на реку! – В сумраке глазищи Зари отливали темной синевой. – Никуда не хочу! Хочу здесь!

Мой воинский пояс, расстегнутый, упал с грохотом, который наверняка услышали все, кто был в доме.

Я сдался. Подхватил девушку и увлек в какую-то комнатушку, жутко перепугав спавшую на постели кошку, которая с диким мявом вылетела наружу. Очень вовремя, потому что на это же ложе, роняя в полете одежду и амуницию, обрушились мы. Зубы Зари впились в мое плечо. Тело девушки выгнулось, когда мои пальцы вонзились в затвердевшие ягодицы. Рама нашего ложа жалобно хрустнула, но устояла. Судорога наслаждения подбросила меня, но не остановила. Я упал на Зарю, распластал по колючей волчьей шкуре, впился губами в белеющее горло, из которого вновь вырвался хриплый стон. Ухватившись за края изложницы, я двигался всё быстрее, быстрее, быстрее, пока стоны-выдохи не слились в непрерывное низкое рычание дикой кошки… и оборвалось пронзительным отчаянным воплем и хрустом моих ребер, сжатых коленями прирожденной всадницы. Я не конь, но если дать мне шенкеля такими ножками, я, пожалуй, тоже прибавлю ходу. И я прибавил, жестко удерживая мою опрокинутую наездницу, не позволяя ни вывернуться, ни оттолкнуть меня, а только изгибаться и кричать, запрокидывая голову, отягченную змеями толстых светлых кос… Которые через несколько минут, превратившихся в вечность, я уже брал на себя, как поводья, одновременно упираясь левой рукой в выгнувшуюся поясницу повыше белых холмиков девичьих ягодиц…

– Я так испугалась, когда ты выскочил из Рюриковых хором, – шептала Заря, щекоча губами мое ухо. – Я подумала: сейчас ты прыгнешь на палубу своего драккара и уйдешь в свой Сёлунд, к своей жене, и я никогда больше тебя не увижу. Скажи мне, скажи мне, любимый, что ты меня не бросишь! Скажи сейчас! Ты не бросишь меня, нет?

– Заринка моя…

– Скажи еще раз!

– Заринка моя. Ты чудная. Мне так хорошо с тобой.

– Люблю тебя, Волк. Никого так не любила, как люблю тебя!

Мокрые теплые нежные губы быстро-быстро касаются моего лица, шеи, груди…

Что же мне делать с тобой, отважная охотница?

– Ты такой сильный! Такой властный! Ты – такой вождь… Вождь вождей. Я видела, как ты убивал. Только за это тебя можно полюбить. Ты убиваешь, как Перун! Как молния! – Она нависает надо мной: лицо темнее, чем шея, и намного темнее, чем груди, чьи соски касаются моей кожи. – А как ты говорил с этим страшным чужаком! Ты укротил его, словно дикого коня! Как зверя лютого! Когда он признал тебя старшим, я поняла, что тоже готова умереть за тебя! Женись на мне, любимый! Женись – и, да слышат меня боги, ты станешь нашим князем! Самым грозным! Самым страшным! Страшнее всех: и Водимира, и Гостомысла, и Рюрика, и нашего Стемида!

Ну вот. А чего я, спрашивается, ожидал?

– Заринка моя! Как я могу взять тебя замуж, если у меня уже есть жена?

– Ну и что? – Меня снова осыпали поцелуями. – У такого воина, как ты, должно быть много жен!

– И ты согласишься быть – второй? – коварно спрашиваю я.

Тело в моих объятиях внезапно напрягается… И тут же обмякает.

– Может быть, – шепчет моя гордая возлюбленная. – Я спрашивала о ней. О твоей жене Гудрун. Сначала – у отца…