До какого-то момента Россию подзуживали ещё и из Лондона. Сэр Эдуард Грей многозначительно давал понять, что он-де не прочь подумать о совместном обращении трёх держав (то есть, Англии, Франции и России) к Порте…

Делалось всё это, конечно, для того, чтобы петербургская дипломатия ломила в отношениях с немцами напрямик – прямо к максимальному взаимному озлоблению. Но до войны сэр Эдуард доводить дело тогда ещё не мог (так сорвалось бы всё её расписание), и поэтому в конце ноября он вылил-таки на Сазонова и Гирса ушат холодной воды: мол, коллективная нота протеста нецелесообразна.

В Берлине относительно умения Альбиона интриговать, конечно, не обманывались. Однако раздражение на нас было там велико.

Да и поделом.

Вряд ли мы ошибёмся, читатель, если предположим, что описанная выше нервозность Петербурга была искусственно вызвана биржевыми Нью-Бердичевым, Лондоном, Парижем, Нью-Йорком… Очень уж мелким был повод, и очень уж серьёзным был итог: русско-германские отношения были испорчены как раз так, как этого и требовали интересы близящейся Большой войны.

Теперь получалось, что к началу 1914 года Германия уже могла понять, что Петербург способен пойти на неё войной.

Настроения Франции были известны со времён Седана.

Но вот позицию Лондона в Берлине оценивали совершенно ошибочно, потому что Англия умело разыгрывала роль нейтрала.

Кайзер, его дипломатическая и генеральская команды мыслить умели, однако разве были они способны оценивать расстановку мировых сил так, как эти силы были уже расставлены в действительности? Золотой Интернационал уже поставил во главу своих интересов план возвышения США путём мировой войны. Уже был создан финансовый штаб будущей войны – ФРС, Федеральная Резервная Система США, о чём ещё будет позднее сказано. И не то что России и Франции, но даже Англии здесь отводилась роль мальчика для битья.

Могли ли так думать в Берлине о «гордом Альбионе», о могучей «Британской империи, над которой не заходило солнце»? Ведь Англии – с позиций чисто национальных интересов – было нецелесообразно прямо ввязываться в европейскую континентальную войну.

В Берлине на это рассчитывали, а в Лондоне иллюзию ловко поддерживали. Во имя чего? Ответ, хотя и был верным, звучал странно: во имя того, чтобы в результате «победоносной» для себя войны Англия… стала должником Америки и начала утрачивать свои мировые позиции.

Академик Тарле с издёвкой писал: «Впоследствии в Германии с раздражением спрашивали Бетман-Гельвега и других ответственных лиц, как им вообще пришло в голову так странно решать вопрос? Почему им показалось, что придётся иметь дело не со всей Антантой?.. На этот вопрос не было дано сколь-нибудь основательного ответа. И в самом деле, если дать ответ на этот вопрос было очень трудно даже в 1919 году, то понятно, что в 1913–1914 годах ошибался в этом отношении не только Бетман-Гельвег, но и лица, располагавшие более сильными интеллектуальными средствами, чем этот исполнительный и по-своему добросовестный бюрократ».

Иронизировал Евгений Викторович насчёт германского канцлера и его коллег всё же зря. В категориях национальной политики государства ответ действительно не отыскивался, а кайзер и его сотрудники были, с одной стороны, исключительно национальными деятелями, а с другой – общественные науки не изучали. И поэтому не смогли вовремя (да и позже) увидеть, что ситуацию определяет уже наднациональная политика наднациональных деятелей Золотого Клана.

Мысля в категориях такой «политики», подлинным хозяевам Англии было вполне выгодно и разумно вести Англию по невыгодному для Англии, как национального государства, пути, пути прямой европейской войны Англии с Германией.

Политика правящей элиты Англии – всех этих Черчиллей и Греев – была предательской по отношению к Англии Елизаветы и Нельсона, йоменов Робин Гуда и лондонских докеров, Англии Чосера и Диккенса… Так могло ли националистическое, повторяю, руководство Германии вовремя осмыслить логику почти тотального национального предательства английской элитой интересов Англии и предвидеть масштабы этого предательства?

ПОСЛЕДНЯЯ неделя июля 1914 года стала решающим, но логическим завершением тридцатилетних трудов гольштейнов, витте, греев, ротшильдов, пуанкаре, шнейдеров, круппов, армстронгов, барухов, дюпонов, сазоновых, гучковых, черчиллей и рузвельтов…

Уже знакомый нам Генри Ноэл Брейлсфорд недаром ведь писал перед войной: «Международные отношения фирм, торгующих вооружением, представляют соблазнительную тему для сатиры. Капитал лишён патриотизма. Германская фирма оказывается под руководством французских директоров. В Нобелевский трест и компанию Гарвей входили все ведущие фирмы по производству вооружений: английские, французские, германские и американские. Французская фирма Шнейдер и германская фирма Крупп (две крупнейшие пушечные фирмы мира. – С. К.) объединились в синдикат для разработки железных рудников в Алжире. Число лиц, наживающихся на вооружении и войне, относительно невелико по сравнению со всем населением цивилизованного мира. Но их индивидуальное значение крупнее, они работают в союзе с «обществом» (Брейлсфорд имел в виду, естественно, «светское, высшее общество». – С. К.), которое рассматривает империю как поле для карьеры своих сыновей, и с финансовыми кругами, которые считают её сферой для инвестиций».

Прекрасно сказано: «Британская империя – не более чем поле для инвестиций «общества» крупных частных собственников»…

К этой общей картине единения Золотого Интернационала могу добавить конкретную деталь… Незадолго до войны президент сверхаристократического Парижского скакового общества Иоахим Мюрат, прямой потомок наполеоновского маршала, по примеру многих Дворянских Родов породнился с Еврейским Капиталом, женившись на богатейшей приёмной дочери эльзасского банкира Эттингера. «Трогательный» союз блестящего француза и состоятельной немецкой еврейки в преддверии массового избиения рядовыми немцами рядовых французов…

Золотая Элита XX века уже не могла жить без военных доходов и без самой войны. Она готовила войну, и теперь наступал её час…

Но пока ещё не наступил, потому что Россия была вне игры, и 23 июля 1914 года ультиматум от Австро-Венгрии получила пока одна Сербия со временем на размышление – двое суток.

Империя австрийских Габсбургов была самой слабой из великих держав, однако прихлопнуть Сербию ей большого труда не составило бы. Мешало то, что министр иностранных дел России Сазонов заявлял: Россия не может-де, позволить Австрии «говорить с Сербией угрожающим языком или применить к ней военные меры».

Сербия действительно сразу же после получения ультиматума обратилась за помощью к России.

«Логика» тут была обоюдно странной… Вспомним, что академик Хвостов уверял через полвека, что в 1914 году войны хотела лишь Германия (читай – с Австро-Венгрией), а России надо было подождать ещё несколько лет, потому что она была не готова.

Так зачем же тогда, спрашивается, сазоновы-романовы лезли на рожон? Зачем Николай II в феврале 1914 года безответственно заявлял сербскому премьеру Пашичу: «Для Сербии мы всё сделаем»?