Я смеюсь сквозь слезы, сжимаю ее ладони.

– Просто рядом с Сашей я наконец почувствовала себя на своем месте, понимаешь, – продолжает Кристина. – Почувствовала, что меня любят, и что я люблю. И все трудности и беды… Все мое прошлое… Все стало не таким болезненным. Стало тем, что можно преодолеть. И если с тобой случилось такое чудо, Яся, ты должна благодарить за него. А все остальное будешь решать по ходу.

– Спасибо, – шепчу, крепко сжимая ее ладони, она улыбается в ответ.

Мне, и правда, становится спокойней. Эти слова, такие простые, такие нужные, ложатся на сердце, успокаивая тревожный ум. Знаю, что мысли никуда не денутся, но наконец могу посмотреть на ситуацию иначе. Я действительно беременна. Случилось то, чего не могло случиться вообще, как уверяли меня врачи. И это действительно чудо.

– Прости за вопрос, – возвращает мое внимание Кристина, наливая воду в стакан. – Ты… Ты будешь говорить с отцом ребенка?

Тяжело выдыхаю, закрывая глаза. Отец ребенка. Кирилл. Двадцатипятилетний парень с багажом проблем за спиной, находящийся в зависимости от своих родителей. Талантливый хакер, чуть не загремевший в тюрьму. Бывший наркоман. Отличный комплект.

Хотя я знаю, что все вышеперечисленное на самом деле не играет никакой роли. Потому что в моей жизни был другой Кирилл: чуткий, внимательный, проницательный, умный, дерзкий, смешливый. Я не вспоминаю его социальных ролей и положение.

Я вспоминаю взгляд из-под чуть прикрытых век, прядь волос, падающую на глаз, легкую улыбку, блуждающую в уголках губ. Длинные пальцы, которыми он гладил мое лицо, запах его кожи, ласку, нежность, искренность и сумасбродство.

Все то, что наполнило мою жизнь смыслом за один месяц больше, чем за многие годы. Вспоминаю ощущения, когда он рядом, с ума сводящие. Как можно прижаться к нему, обнять, уткнуться носом в ключицу. Его рассказы обо всем на свете, его боль, его слезы и смех. Его идеи, подарки, поступки.

И это все, возможно, будет в нашем с ним ребенке, который прямо сейчас растет у меня под сердцем.

Меня топит внезапная волна нежности, такая сильная, что на глазах выступают слезы.

– Прости, – я спешно вытираю их, – не знаю, что на меня нашло.

– Ага, перепады настроения начались, – усмехается Кристина. Я смеюсь в ответ.

– С отцом ребенка все очень сложно, – говорю после. – Он довольно проблемный. И… Много разных моментов, связанных с его семьей… И вообще…

– Понятно. Ты его любишь?

Смотрю на нее, но сразу отвожу взгляд. Я гнала прочь от себя эти мысли. Какой в них смысл, если мы больше не встретимся? Только убивать саму себя? Но сейчас все изменилось.

– Да, – отвечаю тихо. – Люблю.

– Тогда, может, все-таки стоит ему сообщить? Он имеет право знать, невзирая на все обстоятельства. А уж как поступить – это его выбор.

Остаток дня я мучаюсь мыслями о Кирилле и стоит ли ему рассказывать. Периодически накатывает волна счастья, я снова и снова кладу руку на живот, вытирая другой слезы.

– Ты только держись там, малыш, слышишь? – шепчу я. – А я сделаю все, что от меня зависит.

Потом набегает страх, вытаскивая из памяти прошлые случаи, я сворачиваюсь на кровати клубочком и лежу, повторяя без остановки:

– Пусть все будет хорошо, пожалуйста, пусть все будет хорошо.

К счастью, усталость быстро вырубает меня, но я знаю: завтра легче не будет. Еще долго будет страшно и трудно. И мне совсем не на кого положиться, не с кем разделить эту тревогу.

Я так и не могу набраться смелости позвонить Кириллу. Всю следующую неделю то и дело беру в руки телефон и откладываю обратно. Главная мысль, которая меня останавливает: он ведь не объявился. Это значит, что, вернувшись домой и узнав обстановку, Кирилл принял решение продолжать жизнь без меня.

Я его не виню, не имею на это права. Пусть он сбежал, оставив меня один на один с ворохом мыслей и переживаний. Но он вернулся, а я сбежала, чтобы не вернуться. Бросила его, оборвала нашу связь навсегда. По крайней мере, любой человек вычитал бы в моем поступке именно это. И был бы прав.

Наверное, я не должна была решать за нас обоих. Его мать может быть убедительной, и на нервах и эмоциях я поддалась ее словам, раскрутила их в голове еще больше, наращивая сверху свои страхи. И в итоге сдалась ей. Человеку, который разрушил жизнь Кирилла.

Но ведь она его действительно спасала все эти годы. И какой бы странной ни была ее любовь, она есть. И как мать Ирина хочет, чтобы прошлое ее ребенка не стала снова настоящим. И я тоже не хочу этого.

Только ведь Кирилл сказал мне, что он не сорвется. А я не поверила ему, так выходит, раз согласилась уехать. Испугалась, что наши отношения станут спусковым крючком, перестала слушать то, что он говорит, видеть Кирилла, а не свои страхи.

Я сделала выбор за нас двоих. И к сожалению, этот выбор оказался неверным.

И сейчас я просто не имею права снова делать такой выбор. Я должна рассказать Кириллу о ребенке. Но что он предпримет? А если наделает глупостей? Как отреагируют его родители? На что они еще способны, чтобы уберечь сына от тех людей, которые кажутся им опасными?

И все же Кристина права: я должна сказать. А дальше выбор за Кириллом.

Заворачиваю во двор, залезая в сумочку за ключами, и застываю. На низком ограждении, идущем вдоль подъезда, сидит Кирилл, долбя носком ботинка лед под ногами.

Кажется, через меня проходят все эмоции сразу: изумление, волнение, даже небольшой страх, радость, отказ поверить в происходящее, нежность, грусть, тоска – все, что так или иначе было связано с Кириллом.

Стою, так и держа одну руку в сумочке, просто пошевелиться не могу, жадно рассматривая профиль Кирилла, чуть сгорбленную фигуру со спрятанными в карманы руками, свисающую из-под шапки темную прядь волос, которая качается при каждом новом ударе ботинка об лед. Я словно пытаюсь врисовать эту картинку до мелочей в реальность, чтобы она точно не исчезла, не оказалась плодом моего воображения.

И тут Кирилл поворачивает голову и видит меня. Выпрямляется, встает, не отрывая взгляда. Несколько секунд проходит в этой немой сцене. Я смотрю на него и не могу насмотреться, поверить в то, что он тут. Приехал. Ко мне приехал.

Словно придя в себя, бегу к нему и обнимаю, утыкаясь носом в шею. Его руки не сразу, но ложатся на мою спину, он не прижимает меня, обнимает осторожно. Но в эту секунду мне все равно, что будет дальше, и значит ли его появление здесь что-то хорошее для нас с ним. Он рядом, и пока этого более чем достаточно.

Поднимаю глаза, глажу его щеку холодной ладонью, он смотрит серьезно, непроницаемо, как обычно. Ни одной эмоции не считать.

– Поднимемся ко мне? – спрашиваю неуверенно.

– Да, – кивает.