Литвинов не оставил шансов второй паре, находящейся у костра. Савин подстрелил еще одного.

А вот самый прыткий — коренастый мужичок лет тридцати — сиганул в кусты тамариска и начал огрызаться оттуда из автомата.

— Шаталов, подрыв! — скомандовал Савин.

Бросив камеру, старлей моментально привел в действие радиовзрыватель. Под кустом грохнул приличный взрыв, раскидав по поляне куски грунта и ветви с красивыми розовыми цветками.

Ответная стрельба стихла.

— Чистим! — скомандовал Савин. — Коля, занимайся «вертушкой»!

Все, кроме Литвинова, с разных сторон кинулись к поляне.

Один из раненых пожелал проявить героизм — подтащил окровавленной рукой автомат и хотел открыть огонь. Пришлось усмирить его одиночным выстрелом.

— Чисто! — доложил Мазенко.

— Чисто! — повторил за ним Трифонов.

— Гляньте на этого… в кустах, — приказал майор и на всякий случай поднял автомат.

Мазенко со снайпером осторожно приблизились к уцелевшим ветвям тамариска и вскоре подняли за шкирку бойца в грязном камуфляже. Из ушей того хлестала кровь, а сам он от контузии едва держался на ногах.

— Слава, свяжи его. Док, заткни ему уши, чтоб не все мозги вытекли…

Пилот небольшого вертолета без опознавательных знаков не подозревал о происходящей в деревне бойне. Передать ему сигнал опасности бойцы группы Власова не успели, а сам он с высоты двухсот метров вряд ли мог разобрать, что творится на небольшом лесистом пятачке. Он знал о предстоящем расстреле повстанцев, но о том, что после этого Сапу зачистят от его будущих пассажиров, — не догадывался.

Выполнив крутой разворот, он выровнял машину и начал готовиться к посадке на центр свободной площадки с западной стороны деревни. Тут его и настигла первая пулеметная очередь.

Дернувшись, «вертушка» легла набок и начала уходить с посадочного курса, спасаясь от разящего огня.

Но не тут-то было. Литвинов находился на краю площадки и прекрасно видел все маневры вертолета. Дробно простучала вторая очередь, и с десяток пуль впились в голубоватое брюхо.

Этого оказалось достаточно. То ли одна из пуль перебила тяги управления, то ли пилот получил ранение. Вертолет резко клюнул носом, потерял высоту и, врезавшись в одно из крайних деревьев, взорвался. Вверх взметнулся огненный гриб, за которым потянулись клубы черного дыма.

Только что на глазах молодого Шаталова группа опытного Савина мастерски переиграла группу Власова. Единственный выживший в короткой, но ожесточенной схватке стоял со связанными руками и наскоро перебинтованной головой. Камуфляжная куртка без знаков различия была перепачкана пылью и пропитана кровью. Бледное лицо пленного выражало полную растерянность.

— Эй, ты меня слышишь? — ткнул его в грудь автоматным стволом Мазенко.

Тот кивнул.

— Звание? Фамилия?

— Капитан… Капитан Власов…

— Вот и отлично, — проворчал Савин. — Одним выстрелом мы хлопнули трех зайцев. И наших освободили, и предателя взяли живьем, и американский вертолет сшибли.

— Товарищ майор, а зачем нам потребовалось сбивать вертолет? — спросил Шаталов.

— Район контролируют повстанцы, верно? — ответил тот вопросом на вопрос.

— Верно.

— Значит, и сбили его, скорее всего, они. Так?

— По идее, так.

— Стало быть, и счеты господа американцы за эту потерю будут сводить с ними. Они же нам гадят, где только возможно. Вот и мы с ними так же…

— Вы уж извините, братцы, но после знакомства с этими… — кивнул Карбанов в сторону сидевшего на лавке со связанными руками Власова, — мы перестали доверять форме.

— Это нормально, — улыбнулся Савин. — Всем подряд доверять не следует.

Пилоты только что искренне поблагодарили спецназовцев за спасение и кратко рассказали о пребывании в плену.

— Так, значит, вас прислали конкретно за нами? — удивленно спросил Гусенко.

— Да, именно за вами. Сейчас должен подойти вертолет. Если не ошибаюсь, его будет пилотировать ваш товарищ — капитан Доглин.

Услышав знакомую фамилию, авиаторы сразу повеселели. Теперь не было нужды сомневаться в искренности спасших их спецназовцев. Это действительно были свои.

Пока ждали транспортный «Ми-8», распределили обязанности. Трифонов с Сумато сидели в дозоре, Мазенко пытался установить связь с экипажем борта, Литвинов с Шаталовым охраняли Власова. Доктор Панков как следует обработал рану и накладывал на его голову капитальную повязку. Ну а Савин сидел рядом с получившими свободу вертолетчиками и угощал их сигаретами.

Мужчины в летных комбинезонах выглядели уставшими, изможденными от недоедания и длительного ночного перехода по болоту и джунглям. Но настроение у всех троих было отменным.

— Так что, командир, наш уговор остается в силе? — балагурил бортовой техник.

— Какой уговор?

— Об отпуске! — картинно удивлялся Тараев. — Вы с Мишкой намеревались устраивать личную жизнь. А я обещал напиться в зюзю и уехать в Ленинград.

— А это само собой, — улыбался Карбанов. — Твой Ленинград по пьяной лавочке — это святое.

Михаил затягивался дымком и помалкивал. Глядя в небо, он думал о чем-то своем. Лишь по небритому лицу блуждала легкая счастливая улыбка…

Транспортный «Ми-8» прибыл через несколько минут. На подходе он запросил Мазенко, не требуется ли помощь в виде удара с воздуха неуправляемыми ракетами.

— Нет, благодарим — внизу все спокойно, — ответил старлей. — Заходите южным курсом, ветерок сто восемьдесят градусов, слабый. Посадка в центре площадки.

— Понял, условия принял…

Через минуту, подняв на площадке небольшой «шторм» из сухой травы и мелких веток, «восьмерка» коснулась колесами шасси поверхности земли.

Дверка сдвинулась назад, из грузовой кабины упал короткий трап, и «бортач» призывно махнул рукой.

— Погнали! — перекрикивая шум двигателей, крикнул Савин.

Группа рванула к винтокрылой машине.

Доглин со своим штурманом радостно махали в сдвинутые блистеры, когда к вертолету подбегали их спасенные коллеги.

В кабину «вертушки» оперативно загрузились все одиннадцать человек: шесть спецназовцев, проводник, три авиатора и пленный.

«Бортач» убрал трап, закрыл дверку и кинулся обнимать товарищей.

А Доглин, торопясь убраться из опасного местечка, поднял машину над джунглями. Набирая высоту, он плавно повернул на восток и взял курс на базу «Сонмар».

Лететь до нее предстояло не более двадцати пяти минут…

В чреве транспортной «восьмерки» немного отдышались.