в ряду поэтов, которые считают себя поэтами, но таковыми не являются (Белинский. Ill: 176[458]; IV: 121[459]). Как мы помним, Белинский выражает недовольство критикой «Сына отечества», которая стоит на позиции библиографических известий и «личных мнений», носящих произвольный характер, но не на позиции исторически формирующейся «науки изящного». Следствием отсутствия в критике журнала твердой платформы является слабость его отдела, посвященного отечественной словесности. Молодой поэт Некрасов как отдельная фигура не рассматривается ни одной из спорящих сторон. Но оценка Некрасова у сторон были различной.

Динамика оценки Полевого уточняется путем контекстуального анализа событий 1839–1840 гг. Дальнейшие публикации Некрасова и его поиски своей ниши в литературном мире совершаются одновременно с постепенным его расхождением с Полевым.

Отчасти этому не могла не способствовать длительная болезнь Полевого. Другие обстоятельства заключались в новых знакомствах, которые обретал Некрасов, и новых литературных предприятиях. Отзывы о них в письмах Полевого поясняют вероятную динамику его отношения к Некрасову. Точка зрения Полевого, по-видимому, достаточно полно отражена и в «Записках Ксенофонта Алексеевича Полевого».

§ 4. Новые знакомства и начинания Некрасова в оценке братьев Полевых

Эта точка зрения изложена К. А. Полевым в главе, в которой он описывает пребывание Н. А. Полевого у него в Москве зимой 1839 г. Длинное рассуждение об ухудшающемся отношении к Полевому в Петербурге содержит резкие обвинения в адрес Белинского, который быстро перешел от прежде уважительного отношения к Полевому к откровенно враждебному (отметим: во многом под влиянием переписки с И. И. Панаевым, содержащей новости и характеристики петербургской литературы; см.: Белинский Кр: 195–217). Далее следует высказывание, в котором имя Некрасова не названо, но оно явно подразумевается:

«Впоследствии партия, к которой принадлежали Белинский, Герцен и подобные им (герои не движения, а ломки, разрушения всего, созданного историческими событиями) порицали Николая Алексеевича за его патриотические пьесы <…> Юноши 1839 года не были свидетелями деятельности Николая Алексеевича в 1825 и следующих годах; им она была мало знакома, а их современники представляли ее в превратном виде, отчего и понятие о ней составилось превратное. Оттого каждое сочинение моего брата, встречаемое неприязненно журналами, каждое литературное предприятие его, уже наперед представленное в ложном свете, начинало испытывать холодность публики, и новые поколения были предубеждены против недавнего любимца русских читателей» (Кс. Полевой: 459, 461).

Под упомянутыми журнальными выпадами против Н. А. Полевого, несомненно, имеются в виду и критические высказывания Некрасова ближайших лет. Он не назван по имени, как и другие литераторы, близкие к Белинскому.

Личные чувства К. А. Полевого очевидны. Но вывод о его односторонней субъективности не выдержал бы критики. В воспоминаниях В. А. Панаева, близкого друга Некрасова, человека, близкого некрасовскому журналу, находим сходное свидетельство и сходную оценку:

«Глубоко любя и уважая людей литературного кружка сороковых годов, я не могу, однако, не высказать правды: они совершили великий грех в отношении драматической петербургской труппы тех времен. Они старались всеми силами дискредитировать Александринский театр в глазах образованной публики, отзываясь о нем как о театре неприличном, некомильфотном, где могут находить удовольствие не люди образованные и художественно развитые, а лишь гостинодворцы. <…> Что же совершалось в действительности? Все, искренно любящие наслаждаться великим драматическим искусством, ездили в Александринку (выражение того времени), но старались скрывать это от своих знакомых <…> не упуская при том отзываться в обществе об Александринке или с иронией, или с пренебрежением. Теперь, когда эта фальшь миновала, я нередко встречаю пожилых людей, которые <…> сознаются, что они, несмотря на наложенное литературным кружком в оные времена клеймо на Александринку, ездили туда втихомолку, чтобы насладиться игрой Каратыгина»[460].

Возвращаясь к суждению К. А. Полевого, отметим специфику его «глухой» оценки Некрасова. В своем описании процесса К. А. Полевой ведущую роль отводит Белинскому. Слово «юноши» синонимично слову «мальчишки», встречающемуся в письмах Н. А. Полевого. Оценка Некрасова в этом суждении выглядит двойственной. «Записки…» написаны в 1888 г., спустя одиннадцать лет после смерти поэта. Принижение и называние без имени, думается, носит сознательный и принципиальный характер.

Во-первых, автор «Записок…» дает понять, что для него, для Н. А. Полевого и, вероятно, вообще для литературного круга конца 1830-х гг. и нескольких последующих лет Некрасов был из числа «юношей 1839 года». Он – безвестный «юноша», ведомый Белинским, уже заметной литературной фигурой. Белинскому, в числе прочего, вменяется в вину внушение «юношам» неверного взгляда, а на «юношей» отчасти распространяется отношение к Белинскому.

В оценке Некрасова, таким образом, присутствует некий «рикошет»: он рассматривается как явление, вторичное по отношению к Белинскому. Такие «рикошеты» достаточно типичны в отзывах о Некрасове. И чем более актуально для литературного оппонента опровержение Белинского и его последователей, тем менее актуальна для него индивидуальность конкретного последователя. Механизм полемики отличен от беспристрастного осмысления нового литературного явления. Представление о его литературном даровании и его произведениях подменяется литературной репутацией. Этот механизм, а также степень соответствия оценки литературной величине Некрасова рассматриваются в последующих параграфах. Этот фактор важен для изучения восприятия Некрасова русской критикой 1840-х гг.

Во-вторых, К. А. Полевой, по всей видимости, не принял некие объективные явления в литературном процессе[461]. И он явно не простил Некрасову перемены к его брату и того освещения, какое получил образ Н. А. Полевого в произведениях и высказываниях Некрасова. Правомерно предполагать, что причины этого неприятия в большой степени кроются в «домашних обстоятельствах», которые подробно описаны в письмах Полевого к брату и частично цитируются далее.

Точка зрения Н. А. Полевого была близкой, хотя, по свидетельствам К. А. Полевого и П. Н. Полевого, он не обладал личной злопамятностью[462]. Но именно из его писем и рассказов К. А. Полевой составил себе картину литературных отношений, в которых опекаемый его братом «юноша» оказался среди недоброжелателей своего опекуна.

Полевой в письмах эмоционально отзывается о литературных новостях. В 1838 г. он пишет о переходе «Отечественных записок» П. П. Свиньина к А. А. Краевскому: «Журнал “миваго”[463] сняла компания, где редактором будет Краевский, а участниками Недоумка, князь Одоевский, Бенедиктов – всего по счету 70 человек!» (Кс. Полевой: 440; письмо от 15 августа), «смешное здешное общество мальчишек» (Кс. Полевой: 443)[464].

5 декабря 1839 г. Полевой пишет брату:

«Краевский с братиею дуется как пузырь и на будущий год надеется все уничтожить и разбогатеть. Сплетней между ними, и по литературе, вообще конца нет, и оне доходят до отвратительного! <…> Удача “Повешенного»[465] родила “Пантеон”, где начальники Булгарин и Кони. Оттого-то и