«Веселые и довольные матросы первой вахты мылись, брились и стригли друг друга, доставали из своих сундучков завернутый в тряпичку доллар-другой, вынимали новое платье и переодевались в чистые белые матросские рубахи с откидными воротниками, открывающими загорелые, бронзовые шеи, в белые штаны, опоясывая их ременными поясами, с которых на релтиках висели матросские ножи, запрятанные в карманы, и обували новые сапоги, сшитые из отпущенного им русского товара. Некоторые — люди хозяйственные, не пропивавшие жалованья и “заслуги[191]” на берегу, — надевали собственные щегольские рубахи с передом из голландского полотна, купленные в Копенгагене и Бресте, и, несмотря на жару, повязывали шею шелковыми, тоже собственными, платками, пропуская концы их в медные или бронзовые колыша…

…Все выходили на палубу и становились во фронт расфранченные, с веселыми лицами. Еще бы! Почти два месяца не видали берега! Всем хочется погулять, посмотреть на зелень, повидать чужой город и., выпить вволю…

…Не лишен был некоторого великолепия и боцман Федотов. Он вышел наверх тщательно вымытый, подстриженный и несколько торжественный в своей собственной рубахе с голландским передом, повязанной у шеи черным шелковым платком, в необыкновенно скрипучих сапогах и в новой фуражке, надетой на затылок. В своей жилистой руке, пропитанной настолько смолой, что никакое на свете мыло не могло смыть этой черноты, боцман держал развернутый клетчатый носовой платок, впрочем, более для вида (нельзя же: боцман), так как Захарын никогда им не пользовался и сморкался, несмотря на платок, при помощи двух своих корявых пальцев».

Перед свозом каждой группы матросов на берег к нижним чинам обращался старший офицер, командир или даже адмирал Начальство отечески напоминало подчиненным об опасности приема внутрь большого количества алкоголя (особенно — в жарком климате) и рекомендовало не обращаться к услугам разного рода темных личностей, продававших из-под полы крепкие напитки и предлагавших дам «легкого поведения».

Между тем поведение матросов на берегу чаще всего было далеко не идеальным. Одни напивались до такого состояния, что едва могли стоять на ногах. Другие ввязывались в драки.

К примеру, во время стоянки в сентябре 1865 года во французском порту Брест парусно-винтового фрегата «Пересвет» произошло весьма неприятное происшествие с одним из матросов. Будучи в сильном подпитии, бедняга упал с пристани и пробил голову. К счастью, он был в сознании и мог ходить, поэтому отделался госпиталем.

Отметим справедливости ради, что случаи воровства были единичными. Кроме того, постановлением Адмиралтейств-Совета от 26 июля 1863 года, было решено «штрафы, налагаемые полициею в иностранных портах на нижних чинов, за беспорядки, производимые ими на берегу, уплачивать из собственных денег виновных».

Если «безобразия» происходили в иностранном порту, то могли возникнуть и проблемы с местными властями. И снова обратимся к воспоминаниям Георгия Старка;

«5 января[192]. Вчера вечером на берегу два наших матроса в пьяном виде подрались, один другого ударил по шее разбитым стаканом и почти на месте убил, то есть тот жил не более 10 минут. Прямо звери, а не люди, а нам приходится с этим возиться, так как англичане хотят судить его своим судом (они правы, так как съехавшие с военного корабля по своим делам правом экстерриториальности не пользуются). А мы, конечно, хотим судить своим, по английским законам его должны повесить, а по нашим нет, ну да, конечно, наша возьмет верх, и мы его доставим в Кронштадт для суда[193]».

Бывало, впрочем, что матросу Российского Императорского флота приходилось предстать перед судом в иностранном порту. В этом случае с ним направляли офицера или гардемарина, который выступал в качестве официального представителя командования, а также переводчика

По прибытии шлюпок к борту корабля часть матросов поднималась на палубу «своим ходом», а другим помогали лучше державшиеся на ногах товарищи. Остальных переправляли с помощью судовых подъемных средств. Наиболее популярным устройством были так называемые гордени — неподвижно закрепленные на судовом рангоуте блоки.

Методы определения, насколько пьян вернувшийся с берега матрос, были у каждого старшего офицера свои. Писатель Леонид Соболев, например, приводит следующий: если матрос к отходящей шлюпке своими ногами из города дошел, по трапу поднялся и хоть кое-как, но фамилию и номер увольнительной жестянки доложил — он беспрепятственно мог идти в кубрик.

Вот как описывает отношение к пьянству на берегу бывший матрос Российского Императорского флота Алексей Новиков-Прибой в своей книге «Капитан первого ранга». Речь идет о контр-адмирале Вислоухове (к сожалению, точно сказать, какой офицер стал его прообразом, не представляется возможным).

«Сначала нашей эскадрой командовал контр-адмирал Вислоухов.

На эскадре он прославился своими причудами…

… Пусть матрос на карачках ползает по мостовой и весь в пыли, но только честь адмиралу отдавай — ничего не будет. Даже похвалит такою:

— Вот это моряк — пьяный, а сознания не теряет, другой матрос до того наспиртуется, что валяется на улице, как бревно, — ни ногой, ни рукой не шевельнет. Вислоухов обязательно свернет к нему и начинает рассматривать, куда у него голова направлена: если в сторону пристани, то не будет ему никакого наказания. Адмирал только скажет:

— Бедняга! Ведь верный курс держал — прямо на корабль. Но перегрузил себя и в пути застрял.

И наймет за свой счет извозчика, чтобы доставить пьяного матроса на пристань.

Но если матрос лежит головой в сторону от пристани, то тут уж без наказания не обойтись. Адмирал начнет причитать над ним:

— Ах, подлец! Хотел убежать с корабля. Не удался мерзавцу план — водка помешала.

Сейчас же разыщет патрульных и прикажет им:

— Отволоките этого негодяя на пристань. Пусть дежурный офицер передаст на корабль мое распоряжение — посадить беглеца на пять суток в карцер».

Морской устав в редакции 1899 года предусматривал тщательный осмотр и поверку на вахте вернувшихся из увольнения матросов. Нижних чинов старались отстранять от механизмов и не допускать к алкоголю:

«Машинной прислуге, бывшей на берегу, воспрещается спускаться в машину и кочегарное отделение до следующего утра, за чем наблюдает дежурный механик и дневальные в машине.

Возвратившимся с берега нижним чинам вино, в тот день, не раздается. Прочей команде вино раздается до возвращения с берега отпущенных гулять».