Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Царь был очень худой и сутулый, на коже у него до сих пор сохранились следы от юношеских прыщей, и почти всегда ему требовалась ванна. Иногда от него пахло просто ужасно. Кроме того, у него были очень странные представления о сексе, я никак не могла понять, где он их почерпнул. Через много лет один друг принес мне книгу, написанную немецким бароном Краффтом Эбингом, и тогда я поняла, что Ники, должно быть, прочел Эбинга от корки до корки».
Каролина рассказывает, что Николай II жил в постоянном страхе после покушения в Японии, когда фанатик едва не обезглавил его посреди улицы. Царь отделался ранением в голову, но с тех пор «перед нашей дверью всегда стояло полдюжины бородатых вооруженных караульных и столько же под окнами, что лишало интимности наши встречи; если я резко двигала стул или роняла флакон духов, Ники в страхе подскакивал».
«Еще одной причиной нервности царя, – продолжает рассказ Каролина, – была его властная супруга царица Александра, верившая в колдовство и советовавшаяся по всем духовным и личным делам с монахом Распутиным (sic).[52]Так что его семейная жизнь была ужасна, судя по тому, что он мне рассказывал. Его жена постоянно бродила по дворцу, окуривая комнаты ладаном, чтобы изгнать злых духов, и совещалась с черными монахами. Иногда, по словам Ники, он просыпался и видел, что она стоит над его кроватью и водит зажженной свечой перед его лицом, шепча заклинание».
В мемуарах Каролина приводит забавную историю о Распутине – если и не правдивую, то по крайней мере заслуживающую упоминания. Белла рассказывает, что в момент всеобщего ажиотажа вокруг фигуры этого монаха Распутина посещали все дамы из высшего русского общества, и ей пришло в голову явиться к нему в дом, одевшись нищенкой. Каролина вспоминает, что ее поразило худое лицо монаха и его странные глаза. «Я смиренно подошла к нему и сказана, что я убогая нищая и что у меня с самого утра не было ни крошки во рту. Монах указал мне на стул слева от себя и сказал: «Подожди здесь, первая милостыня, которую мне подадут, будет твоя». Может, Распутин и в самом деле мог творить чудеса, – замечает Белла с сарказмом, – но, как и все мужчины, не умел отличать в словах женщин правду от лжи». Распутин не заподозрил обмана, и через несколько минут Каролина Отеро держала в руках пятьсот рублей, полученных им от богатой московской дамы.
Прежде чем закончить рассказ о знакомстве Беллы с этим коронованным любовником, следует отметить, что ее гастроли в России прошли с успехом, как и в первый раз. Оставив здесь множество новых поклонников, в середине 1897 года Белла вернулась в Париж, проведя лето на великолепной вилле у Черного моря, полученной в подарок от Ники.
Маловероятно, что среди гостей на дне рождения Беллы в ресторане «Максим» присутствовал молодой двенадцати– или тринадцатилетний король Испании, как утверждали светские хроники эпохи. Однако, допустив, что это в действительности было, воспользуюсь случаем и расскажу, что мне удалось узнать об отношениях Альфонса XIII и красивой соотечественницы, которая была старше его на восемнадцать лет. Есть сведения об их первой мимолетной встрече, когда они едва сказали друг другу пару слов. По признанию Беллы, среди множества мужчин, проникавших к ней за кулисы после выступления, чтобы преподнести цветы или украшения, и в то же время надеявшихся увидеть ее дезабилье или в корсаже, она заметила однажды совсем юного мальчика. Благодаря своему особому чутью Белла будто бы сразу поняла, что это король Испании. С того времени по Парижу стали распространяться слухи, что молодому королю посчастливилось получить первый урок любви от одной из ее главных жриц – Каролины Отеро.
Неизвестно, было так на самом деле или все это слухи, но другая, более поздняя встреча (когда Альфонсу было уже за двадцать), действительно произошла, тому есть подтверждения. А это значит, что сеньорита и король поддерживали отношения после того деликатного эпизода.
История, которую я собираюсь рассказать, произошла позже знаменитого дня рождения, – примерно в 1906 году, когда Каролина находилась в зените славы и «потому была готова к закату», как сказал бы Шекспир устами Марка Брута. Ей было тридцать восемь лет, а королю – едва за двадцать. Описанная ниже сцена взята из книги Артура Льюиса, в свою очередь, цитирующего друга Беллы господина Зигурда: должно быть, этот случай произошел на самом деле – вряд ли столь неприятная история могла быть очередной выдумкой Каролины.
«Мы ужинали в ресторане «Вебер», – рассказывала она своему другу, – вполне благопристойном заведении неподалеку от «Максима». Туда люди отправлялись после театра – вся парижская элита, а также многие из богемы, включая Сару Бернар и Дузе. Это было не то заведение, где можно встретить д'Алансон и прочих куртизанок, – ни в коем случае, это спокойное и элегантное место».
Подошедший к ним официант оказался испанцем, и, по словам Каролины, он едва не лишился чувств, увидев своего невинного молодого короля в компании знаменитой куртизанки.
«Его лицо сразу помрачнело, – объясняет Отеро, – он поклонился Альфонсу и, думаю, рад бы был поцеловать ему задницу. На меня же, напротив, бросил такой взгляд, будто хотел плюнуть мне в лицо. За столиками вокруг нас сидело много важных персон, и если даже они не возражали против моего присутствия, какое право имел этот червяк косо смотреть на меня? Конечно же, я предпочитала шампанское, как и король, но лишь затем, чтобы шокировать и взбесить еще больше этого идиота, заказала пиво. Видели бы вы, как у него снова вытянулось лицо! Он поднял брови и попросил меня повторить заказ. «Пи-во», – сказала я громче. Можете представить, что бы случилось, окажись моим спутником, например, великий князь Николай, но Альфонс был еще совсем ребенком и не совсем понимал, как следует поступить в подобной ситуации, а потому не сказал ничего.
Через некоторое время официант вернулся с бутылкой шампанского для короля, а передо мной поставил стакан с янтарной пенистой жидкостью, – продолжает Белла. – Я должна была заподозрить неладное, но не сделала этого. Поднесла стакан к губам и, попробовав, вскочила с места. Все смотрели на меня. «Это не пиво, мерзавец! – закричала я и плеснула жидкость в лицо официанту. – Это моча!» Это действительно была моча. Меня до сих пор трясет, когда я вспоминаю эту историю».
Ницца, 10 апреля 1965 года, рассвет
Могу поклясться, что моя давняя бессонница – тысячи ночей, проведенных без сна за долгие годы нищеты, – была не так ужасна, как этот сон, полный страхов, одолевающий меня с тех пор, как я легла в постель, надеясь, что ночные часы неумолимо приведут меня к Вечному покою. Но смерть не идет, и дня все нет. Время ползет, подобно червякам, поджидающим мое тело на Восточном кладбище, где я уже давно благоразумно купила себе могилу с прекрасным видом на долину.[53]