Каролина добавила, что больше никогда не видела этого контролера. Несмотря на громкую славу выдумщицы, которой в те времена пользовалась Белла, все, включая судью и журналистов, поверили ей. Обман бедного контролера поезда был вполне в стиле Беллы Отеро. Последовавшие за этим показания смущенного господина Фернака не помогли внести ясность. После инцидента контролер рассказал о встрече с мадемуазель по-своему, и история, во много раз приукрашенная, дошла до ушей отважной госпожи Фернак, которая тотчас решила мстить. Услышав последнюю часть рассказа Отеро, воинственная дама в замешательстве посмотрела на Беллу, затем с яростью – на своего мужа, к большому удовольствию Каролины и присутствовавших журналистов. «Позднее, на выходе, – весело вспоминает Белла, – я сказала огорченной мадам Фернак, что ей очень повезло иметь такого привлекательного мужа, но советую хорошо за ним смотреть, потому что в другой раз я, возможно, не смогу справиться с искушением».

Эльза Максвелл, эта неприятная дама, возможно, не раз встречавшая Каролину Отеро во время прогулок по Променад-дез-Англэ, но не знавшая ее в лицо, иногда прибегала к «сентиментальным» хроникам, чтобы затронуть чувствительные струны своих жадных до сплетен читателей. Для этой цели ей, должно быть, очень пригодился бы следующий эпизод. Еще не отпраздновав своего тридцатитрехлетия, в период расцвета своей красоты, Каролина Отеро совершила турне по Южной Америке и Мексике. В то время импресарио Беллы было уже трудно удерживать ее вдали от игорных домов более пятнадцати дней, поэтому господин Грау, ее агент, соблазнил Каролину великолепными казино на борту трансатлантических пароходов, чтобы слава ее распространилась как можно шире. Белла согласилась на турне, поставив единственное условие – не заезжать в Соединенные Штаты, которые она презирала из-за последней неудачи в этой стране. Инцидент, о котором я хочу рассказать, произошел в Буэнос-Айресе, и, должно быть, он достоверен, потому что был отражен в прессе с туманными разъяснениями артистки, да и она сама в дальнейшем пыталась вычеркнуть его из своей биографии. Каролина отказывалась говорить об этом, как поступала всегда, если тема оказывалась для нее болезненной. Впоследствии она утверждала, что в театре Буэнос-Айреса вовсе не было встречи с неким человеком из ее прошлого.

Следует напомнить, что до 1955 года, когда ей было уже за восемьдесят, Каролина Отеро отказывалась признавать свое галисийское происхождение: она всегда говорила, что родом из Андалусии, и в таком образе, с кастаньетами и возгласом «oie», появилась на сцене Буэнос-Айреса. Однако в тот момент находившийся среди публики эмигрант Пепе Симон, родом из Вальги, стал посреди выступления приветствовать свою землячку, называя ее по прозвищу Кордейрана,[55]как принято было у жителей Вальги.

Услышав эти возгласы и увидев, от кого они исходили, Белла побледнела и, прекратив выступление, закричала со сцены: «Задержите этого человека! Ради Бога, задержите его!» Разразился такой скандал, что потребовалось вмешательство полиции: Каролина в смятении покинула театр и исчезла из столицы, заявив, что не появится на сцене, пока этот хулиган не будет задержан.

Никто точно не знает, что именно так разозлило Каролину. Возможно, она просто испугалась, что ее земляк выдаст ее галисийское происхождение, но даже для Отеро это была слишком бурная реакция. Галисийские биографы Каролины предполагают, что она, должно быть, спутала незадачливого Пепе Симона с другим человеком, а именно Конайнасом, или Венансио Ромеро, – ее насильником, который уехал в Южную Америку, чтобы избежать наказания. Читатели могут сами выбрать, какому объяснению верить, а я лишь добавлю, что Пепе Симон находился под арестом в течение нескольких дней, после чего был отпущен на свободу с условием не приближаться ни к театру, ни к гостинице сеньориты, пока она не уедет в Европу.

Эта история, несомненно, доставившая невероятное наслаждение Эльзе Максвелл, свидетельствует как о бесстрашии Каролины, так и о ее желании затмить своих соперниц, число которых в то время (к 1902 году) пополнилось Клео де Мерод и мадемуазелью Пресль, тогда как на горизонте уже вырисовывалась загадочная Мата Хари.

Этот опыт воздухоплавания приобрел огромную известность и был описан прессой всего мира. Полет на воздушном шаре – действо новое и опасное для того времени, символ столь популярного в начале века «прогресса». «Белла Отеро в роли аэронавта», – гласил газетный заголовок, и ниже отмечалось, что с тех пор, как братья Монгольфье запустили в воздух свой шар с корзиной для смельчаков-испытателей, немногие отваживались испробовать это ненадежное средство передвижения. Такие серьезные издания, как «Пари суар» и нью-йоркская газета «Уорлд», дважды писали о полетах Беллы. В первый раз она поднялась в воздух с двумя другими смельчаками и собрала множество журналистов, чтобы они описали, как «Белла Отеро поднялась вчера на шаре на высоту 1200 метров. Это было незабываемое зрелище». Второй полет, состоявшийся близ Рюэля, оказался еще более эффектным. На этот раз спутником Каролины был красивый барон Лепик, и шар пробыл в воздухе около четырех часов. «Я потрясена, – призналась Каролина ждавшим внизу журналистам, – это действительно непередаваемое ощущение». Годы спустя она открыла и некоторые другие подробности этого необычного путешествия: «Мы с Лепиком посмотрели за борт и увидели, как люди становятся все меньше и меньше. […] Мир исчезал из наших глаз, и тогда, не сказав друг другу ни слова, мы с бароном, будто безумные, занялись любовью. – Ностальгический вздох. – Я думаю, – добавила Каролина, – что это должна испытать каждая женщина».

Вполне вероятно, что Эльза Максвелл рассказывала Харпо Марксу и эту историю, потому что в свое время она очень шумно обсуждалась в прессе. В 1903 году, несмотря на то что тридцатипятилетняя Отеро сохраняла былую красоту, некоторые ядовитые языки уже начали злословить в ее адрес. В «La Petite Bleue» появилась статья, намекавшая на необходимость организовать сбор пожертвований, чтобы поместить «старушку Отеро» в дом для престарелых близ Монмартра. Кроме того, автор статьи называл Каролину ветхим памятником, увешанным драгоценностями, и советовал ей «беречься в этом возрасте, чтобы не простудиться на сцене, где всегда много сквозняков». Как нередко случается, этого было достаточно, чтобы некоторые зрители, подхватив издевку, стали встречать Каролину криками «Здравствуй, бабушка!» и бросать ей монетки – в качестве пожертвований для оплаты ее пребывания в доме престарелых. Сначала Белла реагировала на это в соответствии со своим характером: сыпала проклятиями, угрожала, даже подавала в суд, но это была всего лишь спонтанная реакция. Потом, взвесив все спокойнее, Каролина придумала достойный способ мести, предпочтительный для любого артиста: доказать новым триумфом, что ей до сих пор нет равных в ее искусстве. Ради этого Белле пришлось на несколько месяцев отказаться от казино. В ее характере была еще одна черта, почти равная по силе азартности, – гордость. Именно благодаря гордости ей удалось вернуть себе былую славу блестящим выступлением. Эта «ставка», как выразилась Каролина, оказалась выигрышной. Даже негативно настроенная газета положительно отозвалась о ее мартовском выступлении в «Сирк д'Эте»: