– Сейчас мы во всем разберемся, – озабоченно воскликнул инженер и, сбросив сюртук, принялся закатывать рукава.

– Разумеется, – не стал спорить офицер, – но если проблемы все-таки возникнут, вам придется стать более убедительным с изобретателем.

– Вы думаете?

– Просто я видел его в деле.

– В каком смысле?

– В самом прямом – в бою! Мы однажды оказались в трудной ситуации на Дунае. Башибузуки нас, можно сказать, прищучили. Но этот сукин сын, простите великодушно, не подберу другого слова, перестрелял их одного за другим, причем ухитряясь всякий раз обманом заставлять разбойников высовывать головы из укрытия, а потом еще и обобрал донага их трупы.

– Да, это на него похоже, но к чему вы рассказали мне все это?

– Видите ли, Владимир Степанович, – усмехнулся лейтенант, – но если Будищев ушел от вас, отказавшись от вознаграждения, стало быть, он уверен, что оно никуда от него не денется.

– Вы это всерьез?

– Поживем – увидим.

– Ну, хорошо. Все же полагаю, что с неисправностью мы справимся, а пока не угодно ли отобедать?

– С удовольствием. Но…

– О ваших людях позаботятся.

– Благодарю, но это излишне. Их ждет обед в экипаже. Впрочем, как угодно.

Увы, но Нилов оказался провидцем. После того как закончился обед, слесаря смущенно доложили хозяевам, что, хотя и нашли причину неполадки, гарантировать, что она не случится вновь, не могут. Недавно присоединившийся к кузену и его гостю Петр Викторович только строго свел брови и велел работникам посмотреть еще. Лейтенант деликатно не вмешивался, а Барановский-младший с досадой подумал, что навестить Будищева еще раз все же придется.

Найти только что открывшуюся мастерскую оказалось делом несложным. Благо находилась она недалеко, а адрес ему подсказали доброжелатели. Расположилась она в подвале ничем ни примечательного доходного дома, расположенного на самой границе между чистыми кварталами и мастеровыми слободками.

Спустившись по лестнице, инженер оказался в довольно просторном помещении, сплошь заставленном ящиками. Другим минусом было слабое освещение от маленьких окошек под низкими потолками. Из-за одной из стопок ящиков явственно доносился какой-то шорох, но сразу было непонятно, кто там шуршит, человек или крысы.

– Есть кто живой? – громко осведомился Барановский.

– Чего изволите? – как черт из табакерки выскочил мальчишка с большой отверткой в руке.

– Мне бы Дмитрия Будищева.

– Ой, это вы? – признал бывшего хозяина ученик.

– Да. А ты, кажется, Трифонов, Семен?

– Ага.

– И как твое самочувствие, ты ведь в больнице был?

– Благодарствую, Владимир Степанович. Благодарение Господу, хорошо уже все!

– Ну, что же, замечательно. Но я хотел увидеть твоего нынешнего хозяина.

– Дмитрий Николаевич в газету пошли.

– Зачем?

– Известно зачем, – рассудительно отвечал мальчишка. – Рекламу заказывать!

– Вот как? Досадно. Я желал бы с ним переговорить.

– Так нету его, – развел руками Семка.

– Это я уже понял, но ты передашь, что я приходил?

– Непременно. Я завсегда ему передаю, как кто-то приходит. Жалко только, грамоты не знаю, чтобы записывать.

– Что записывать?

– Так адреса заказчиков, пожелания всякие, ну и разное там…

– И что, много клиентов?

– Нет пока, но троим уже поставили, а двоим завтрева будем ставить.

– Ставить что?

– Так звонки елестрические!

– Может гальванические?

– Нет, Митька, ой, то есть Дмитрий Николаевич говорит, что эдак не правильно, а надоть – елестрические, вот!

– Тогда, может быть, электрические?

– Ага, они самые!

– Слушай, Семен, а где Будищев сейчас живет?

– Так здесь мы с ним и проживаем, – развел руками ученик. – И столуемся тут же.

– И кто же вам готовит?

– Так Дмитрий Николаевич на все руки мастер. И звонок придумать, и кашу сварить.

– А спите тоже тут?

– Ага, – ответил мальчишка и насупился.

Дело в том, что тут он немного слукавил. Сам он ночевал, действительно, в подвале, а вот с Дмитрием это случалось не всегда. К примеру, вчера они ставил звонок вдовой купчихе, и когда закончили, Дмитрий отослал его в мастерскую, а сам зачем-то задержался. Вернулся он уже под утро, усталый, но довольный как кот, обожравшийся соседской сметаны. Семке же было страшно спать в одиночестве, и потому он немного сердился на своего наставника и хозяина.

– И что же, вы вдвоем тут работаете?

– Да. Правда, Мить… ой… в общем, говорил, что надо набрать еще мальчишек.

– Отчего же именно мальчишек?

– Так легче молодых научить, чем старых переучивать, – гордо ответил ученик гальванера, явно повторяя чужие слова.

Что думает простой человек, когда слышит слова – «редакция газеты»? Наверняка ему в голову приходит вид большого присутственного места, где важные господа с очень умными лицами «делают макет», обсуждают «набор», и многие другие вещи с непонятными, но оттого еще более чарующими названиями. И именно благодаря их труду на свет появляются широкие, пахнущие свежей типографской краской листы бумаги, благодаря которым читающая публика узнает о важных новостях, политических событиях и чрезвычайных происшествиях.

Увы, редакция газеты «Петербургский вестник» весьма мало напоминала эту картину. Помещалась она в маленькой квартирке доходного дома из трех комнат, одну из которых занимал главный редактор, в другой корпели над работой его подчиненные, занимавшиеся макетом, а третья являла собой что-то среднее между прихожей и буфетом. Последнее обстоятельство было весьма важным, ибо с мелкими корреспондентами расплачивались прямо на месте, а гонораром служил бутерброд с ветчиной. Иногда, в качестве особого благорасположения редактора, к нему полагалась рюмка водки, но для этого надо было уж постараться!

Сегодня Николай Постников постарался и впервые был поощрен таким образом. Исполнявший роль буфетчика стенографист Сергей – неопределенного возраста тощий субъект с невероятно грязным воротничком, – священнодействуя, нацедил из штофа кристально прозрачной жидкости в стопку из мутного стекла и пододвинул ее только что принятому в штат журналисту.

Поскольку новоиспеченная «акула пера» последний раз ела еще вчера, протянутая за водкой рука явно подрагивала. Дождавшись, когда на блюдце с синей каймой и отщербленным краем окажется вожделенная закуска, Николай одним махом опрокинул хлебное вино в рот. Живительная влага факельным шествием прошествовала по иссушенной глотке и, попав в желудок, мгновенно воспламенила в нем жар.