Барон подходит ко мне, поднимает морду, прижимает уши и строит мне жалостливые глазки.

— Прекрати.

Но он не прекращает.

— Ладно! Прощаю! — открываю дверь. — Иди уже.

Барон машет хвостом и лениво покидает ванную комнату.

— Чтобы ты не пугалась, — Матвей встает. — Я научил его команде “извинись”. Остальное он вряд ли понял.

— А вдруг он оборотень? — передергиваю я плечами.

— Он просто хитрый и умный говнюк, — Матвей пожимает плечами и делает шаг ко мне, — шкаф, Ада.

Выхожу.

Лавируем среди коробок, и из кухни выглядывает Лиля:

— Как насчет лапшички? Вам заваривать?

— Заваривай, — мрачно отзывается Матвей. — И Барона не подкармливай.

— Поняла.

Заходим в мою комнату, и Матвей оглядывает ее цепким и внимательным взором. Задерживается на кровати на пару секунд и делает шаг к шкафу.

— Хорошая кровать, да? — говорю я, и он оборачивается.

Взгляд темный. Зрачки расширенные.

Кажется, он уже успел нафантазировать себе, как швыряет меня на кровать, на край которой я сажусь.

Немного подпрыгиваю. Матрас пружинит.

— И вообще не скрипит.

— Ада…

— Что? — хлопаю ресницами. — Сам сядь и проверь. Крепкая, добротная кровать. Хозяйка, кстати, тоже об этом сказала, когда приехала на осмотр. Одно из соновных достоинств этой квартиры.

— Ты меня провоцируешь, Ада.

— Я тебе просто хвастаюсь, — пожимаю плечами. — Делюсь радостью, что как мне повезло найти хорошую квартиру. Ты бы хоть слово сказал, что квартира у нас Лилей замечательная.

— Куда двигать шкаф?

— Серьезно, Матвей?

Он медленно выдыхает и шепчет:

— Мне не нравится эта квартира.

— Это еще почему?

— Потому что двор тут маленький, подъезд унылый, непонятно, где парковаться, въехать и выехать тяжело, — делает паузу и добавляет, — и да, обои просто уродские.

— Ну, спасибо!

— А еще кухня маленькая.

Недобро щурюсь:

— Тебе лишь бы все покритиковать.

— И, наверное, стены здесь очень тонкие, — продолжает Матвей. — И я не хочу двигать это уродство, — он вскидывает руку на шкаф, — потому что это бессмысленно.

— Двигай его, — цежу я сквозь зубы. — Ты сам на это согласился. Я тебя даже не уговаривала.

— И я даже думаю, что тебе даже не стоит особо вещи разбирать, — Матвей встает передо мной и смотрит на меня сверху вниз.

И деловито скрещивает руки на груди. Я жду продолжения его злой тирады, но он молчит.

— Ты на скандал напрашиваешься?

— И моя квартира мне тоже не нравится, — Матвей хмурится. — Парковку там постоянно подтапливает.

Неожиданно к горлу подкатывает ком тошноты, да такой сильный, что он вот-вот вырвется из меня фонтаном.

Я торопливо встаю, но Матвей давит мне на плечи и возвращает на кровать:

— Я не закончил, Ада.

Ох ты ж. Включил мужика и так не вовремя.

— Мы должны искать дом, Ада.

Я опять вскакиваю на ноги, с мычанием отталкиваю его и выбегаю из комнаты.

— Я тебя не понимаю, Ада! — повышает голос и следует за мной размашистым шагом. — К чему тогда все это? Ты меня дразнишь, провоцируешь, намеки кидаешь! А теперь убегаешь? Ты уж определись!

А я даже ответит ему не могу, потому что если открою рот, то обратно я его нескоро закрою. И из меня вылетят совсем не слова.

— Ада!

— Пап? — обеспокоенно отзывается из кухни Лиля.

— Твоя мама, похоже, никак не может определиться! Нужен я или нет! Ада, поговори со мной!

Залетаю в туалет, захлопываю дверь перед бледным и разъяренным лицом Матвея и кидаюсь к унитазу.

— Очень по-взрослому, Ада! В твоем стиле!

Падаю на колени перед унитазом, ныряю в него лицом и меня выворачивает наизнанку под рык Матвея:

— Открой дверь или я ее выломаю! Со скандалом или без мы с тобой сегодня поговорим!

Глава 54. Мне было страшно

— Ада!

— Какой же ты дурак, — сдавленно отвечаю, сплевывая слюну.

К горлу опять подкатывает болезненный спазм, но я пускаю только слюни.

— Теперь я уже и дурак?

— Да! — рявкаю я. — И ведь вы все такие!

— Прекрасно, Ада! Открывай дверь и скажи это мне в лицо!

Перевозбудила я мужа. Мозги у него горят и отказываются выстраивать логическую цепочку.

— Пап… слушай…

— Лиля, не лезь! Мы должны с твоей мамой поговорить! И мы тебя любим, — переводит дыхание, — но сейчас у нас должен состояться разговор. Возможно, громкий.

— Я не думаю, что сейчас мама физически сможет поддержать разговор.

Зажмуриваюсь и медленно выдыхаю.

— Лиля, иди спать.

— Да я еще не поела!

— Не спорь с отцом.

— Какой-то дурдом! Мам! — Лиля повышает голос. — Да поговори ты уже с ним!

— Даже наша дочь уже согласна, что тебе пора бы определиться!

— ну я не совсем об этом…

А затем под дверью возмущенно ворчит Барон. Я аж хрюкаю от смеха в унитаз.

— Она надо мной насмехается. Ада!

— Да не ори ты! Соседей разбудишь!

А потом меня опять выворачивает наизнанку желчью, слизью и какими-то склизкими кусочками.

— Ада?

Я устало шмыгаю и тяжело дышу.

— Ада, тебе плохо?

— А ты как думаешь? — опять сплевываю и недовольно причмокиваю. — Нет, Матвей, я тут сижу и жизнью наслаждаюсь! Блин! И издаю я звуки радости и удовольствия!

— Чем тебе помочь?

— Подождать месяцев семь, — заправляю локон за ухо. — Но там другое удовольствие нас ждет.

Недоуменное молчание за дверью, и Лиля громко и многозначительно вздыхает, пытаясь донести до отца, что тот нещадно тупит.

— Семь месяцев?

— Па, ты серьезно?! — вскрикивает Лиля.

И Барон тоже возмущенно гавкает. Один раз, и замолкает.

— Мама беременна! — охает Лиля. — Ну, блин! Пап! Ну ты