– А ты? Сам ты как вписался?

– Над этим я размышлял тяжело и долго. Что же я, в конце концов, привнес? Может, я попросту тот, кто изобрел план? Я предложил идею, все согласились. Выходит, я – движущая сила всего дела. Кажется, подходит – но потом я задумался о Керенском. Как он вписался в сериал?

– Он регулярно получает взбучку, чтобы показать: главные герои тоже уязвимы.

– Правильно.

– Но ты же не Керенский. У нас уже есть Керенский. И это Керенский.

– Я говорю не про передряги Керенского, а про то, что он не умирает.

– Не понимаю.

– Джимми, сколько раз я чудом выжил с тех пор, как попал на «Интрепид»? По моим подсчетам, как минимум трижды. В первый раз у поселения в системе Эскридж, где погибли Кассавэй и Мбеке. Второй раз в комнате для допросов на «Нанте» с Финном и капитаном Абернати. И наконец, на шестой палубе, когда мы с Хестером вернулись на корабль. Трижды я должен был умереть – без всяких околичностей. Трижды – несомненная, верная смерть. Но я не умер. Меня страшно калечило, но я выживал. Подумав над этим, я понял: попросту я – главный герой этой истории.

– Но ты же обыкновенный статист! Как все мы. Дженкинс это говорил. Полсон это говорил. Даже актер, который тебя играет, это говорил.

– Я второстепенный в нашем сериале. Но главный в другом.

– В каком же?

– Джимми, как раз это я и хочу услышать от тебя.

– Что? Ты о чем?

– Как я уже говорил, ты не вписываешься. Все остальные оказались незаменимыми для нашей истории. Ты – нет. Ты просто был рядом с нами, не более. У тебя интересная биография – но она никак не сыграла во всем, нами пережитом. Ты делал кое-что полезное: изучал данные о сериале, говорил о людях, иногда напоминал сделать то и се. То есть участвовал ровно настолько, чтобы не показаться манекеном. И чем больше я об этом думаю, тем больше понимаю: ты участвуешь вовсе не так, как остальные.

– Энди, это жизнь. Запутанная, нелогичная. Все мы участвуем не так, как остальные.

– Нет. Мы – участвуем. Все участвуют, кроме тебя. И единственный способ вписать тебя – предположить, что главное, ради чего ты здесь присутствуешь, еще не сделано. Но что тебе еще осталось сделать? Единственное разумное объяснение твоей роли – допустить, что здесь происходит что-то другое. Например, мы считаем себя настоящими людьми, которые вдруг обнаруживают, что они статисты в телешоу. Но я знаю: это не объясняет моего существования. Я уже несколько раз должен был умереть, но не умер. Так, Керенский либо другие главные герои сериала должны умирать – но не умирают, потому что Вселенная играет с ними по особым правилам. И со мной она играет по особым правилам. Я – ее любимчик.

– Может, тебе просто везет?

– Джимми, такого везения не существует. Я подумал хорошенько и надумал вот что: никакого телешоу нет. То есть настоящего телешоу. Чарльз Полсон, Марк Кори, Брайан Абнетт и прочие – такие же выдумки, как и мы сами. Капитан Абернати, главный медик Хартнелл, главный инженер Вест – всего лишь актеры второго плана. А мы с Майей, Финном и Джаспером – ведущие игроки. И я думаю, что ты, в конце концов, существуешь ради одного.

– Энди, ради чего же?

– Ради того, чтобы сказать мне: ты прав.

– Мои родители слегка удивились бы твоему выводу, – заметил Хэнсон.

– Мои бы не удивились ничему. Но речь сейчас не о родителях.

– Энди, мы знакомы несколько лет. Думаю, ты знаешь, кто я.

– Джимми, пожалуйста, ответь мне: я прав?

С минуту Хэнсон сидел молча.

– Не думаю, что ты станешь счастливее, если убедишься в своей правоте, – выговорил он наконец.

– Я не хочу стать счастливее. Я хочу знать.

– Если узнаешь – что с того? Какая тебе выгода? Разве не лучше верить, что ты чего-то добился сам? Что получил заслуженный счастливый конец? Зачем тебе домогаться ответа?

– Потому что мне нужно знать. Всегда было нужно знать.

– Потому что уж такой ты. Искатель истины, борец духа.

– Да.

– Тот, кто желает знать, он сам по себе такой, либо его попросту таким придумали.

– Да.

– Тот, кто желает знать, сам ли он творец своей…

– Только не надо острить насчет творцов судьбы и кузнецов счастья, – прервал его Даль.

– Извини, – сказал Хэнсон, улыбнувшись.

Он встал, отодвинув кресло.

– Энди, ты мой друг. Ты в это веришь?

– Да, верю.

– Тогда, наверное, ты поверишь и в то, что история наша – независимо от того, статист ты в ней или главный герой, – подходит к концу. А когда она закончится, свое будущее ты определишь сам. Только ты, и никто, кроме тебя. И случится это вдали от глаз какой-либо аудитории, независимо от писателей и сценаристов. Ты получишь полное право распоряжаться собой.

– Это если я буду существовать после того, как меня прекратят выписывать.

– Сомнения тут есть. Но если позволишь предположить, я предположу: твой создатель наверняка захочет пожелать тебе долгой счастливой жизни.

– Это всего лишь предположение.

– Думаю, это немного больше, чем просто предположение. Но я все-таки скажу, как ты и хотел: ты прав.

– В чем же?

– В том, что сейчас я наконец исполнил свое предназначение в твоей истории. И после этого я должен сделать кое-что для своей. А именно отправиться на свой пост и заняться работой. Увидимся за ужином?

– Ну да, – ответил Даль, усмехнувшись. – Если доживем.

– Отлично! До встречи.

И с этими словами Хэнсон ушел.

Даль просидел за столом еще несколько минут, думая про все случившееся и про сказанное Хэнсоном. Затем встал и пошел на свой пост на мостике. Придуманный ты или нет, на звездолете, в телесериале или совсем в другом месте, работа есть работа, и есть друзья, и люди, с которыми ты рядом, и есть «Интрепид».

Даль делал свою работу и жил еще полгода – пока из-за отказа систем «Интрепид» не врезался в небольшой астероид и не превратился мгновенно в пар вместе со всей командой.

Впрочем, я просто дурю вам голову.

Они все жили долго и счастливо.

Честно.

Первое лицо

Здравствуй, Интернет.

Нормально такое все равно не начнешь, потому сразу возьму быка за рога.

В общем, я – сценарист телесериала, идущего по одному из центральных каналов. Только что выяснилось: люди, которых я придумывал (и убивал в среднем по одному за серию), на самом деле существуют. Теперь у меня кризис. Я не могу писать. И я не знаю, как выбраться. Если не выберусь вскоре, меня уволят. Помогите!