– Мы встречались – в смысле, это… это не ты заходил на днях в «Двойную В»?

Мне припомнилось, как я забрел в какое-то место, где все смотрели на что-то, чего я не видел. То, как они смотрели, и запах, пропитавший это место, – все это начало меня возбуждать, а Джимми так на меня смотрел, что у меня, наконец, встал, так что я сел куда-то, чтобы не было заметно, и закурил сигарету.

Джимми начинает грузить меня рассказами об офицерах. Он всегда знал, кто есть кто на корабле.

– Старик – полная жопа, его хоть с ног до головы оближи – ему все мало: ему, как минимум, надо, чтобы ты мечтал быть зарытым с ним в одном гробу с ним, когда помрешь. По любому, думаю, мы заполучим нового КО. Понимаешь, это сраный такой проект с симулированными космическими условиями, и старый КО уже не подходит. Вот они и вызвали одного типа по имени Круп фон Норденхольц, я слыхал, он нацистский военный преступник, но зато спец по космосу. Так что о старом КО забудь. Никогда не подмасливай человека, который скоро вылетит вон, а то вылетишь вместе с ним. Хочешь спать на моей койке? В каюте еще один парень, Джим Льюис. Он тебе понравится, и ты ему тоже…

Введение нового КО прошло не без сопротивления, и настал период безвластия.

Зайдя в кают-компанию, я увидел троих голых парней, которые драили коридор, вертя задницами и подкалывая друг друга. Из-за угла возник старый КО вместе с мастером-оружейником.

– Какой позор! Арестовать этих людей!

– Нас что, чпокнут, командир?

– С голой жопой перед всеми товарищами?

– Эти люди явно спятили. Позовите доктора. Ганджевый психоз, судя по всему. Если дело в траве, их надлежит переправить в тюремный отсек.

Присеменил доктор.

– Привет, парни. Пошли со мной на обследование.

– А это еще кто?

– Это новый доктор.

– Что-то мне он с первого взгляда не понравился.

– Он, кажется, эксперт по космической медицине.

– Ну и что?

– Покуда я еще КО, это – Военно-морская база 123, коммуникации.

Вернувшись в свою каюту, КО обнаружил там куклу – копию его самого в голом виде со вставшим членом в натуральную величину, болтавшуюся на фонарном крюке под потолком. Затем в яйцах у куклы взорвался пороховой заряд, а член выстрелил какой-то свернутой бумажкой в облачке дыма. Эта бумага приземлилась на его столе и развернулась: прошение об увольнении, ждущее лишь его подписи.

Увольнение старого КО после нервного срыва не положило конец конфликту. Старый флот все еще держал свои позиции. Но Круп одерживал верх. Он незаметно ввел в команду своих парней из «Гитлер Югенда», похожих как две капли воды, розовощеких и русоволосых. Парни были опрятные, работящие, примерные матросы, и старый флот никак не мог к ним придраться. А еще Круп снял ограничения на увольнительные в Тамагисе. Это сделало его популярным среди мужчин. Все пидоры в камуфляже открыто носили крупповские нашивки: Билли Бадд с петлей на шее и подпись «Боже, храни капитана Крупа».

А тот коновал оказался одним из людей Крупа. Он служил у него на судне по перевозке металлического джанка, и когда команда взломала грузовой отсек и вся подсела на М. Дж., Круп обнаружил это и всех обломал. «Здесь вам не благотворительная организация, – сообщил он полной палате „металлистов“, которые срали, визжали, блевали и брызгали фосфорической спермой. – Я оставляю вас в хороших руках.

Каждый, кто докладывал этому коновалу о недомогании, выходил от него крупповцем, или же его выносили вперед ногами. А зеваки, видя, куда катятся флотские, начали переходить к Крупу, а поскольку многие из них были спецсержантами, то все заведение, в конце концов, превратилось в лавочку Крупа.

Затем в одну прекрасную ночь крупповцы в каждом кубрике встали до зари и сняли со стен все порнографические картинки с девочками. О скажи, видишь ли ты в ранних солнца лучах сорок восемь парней раздетых, что ебутся сосут и болтаясь в петле на белых и красных и синих виселицах и какая-то срань нордическая на коленях у Крупа как кошка, мальчик песню поет лебединую в горном озере полном лебедей что благоговейно конвоируют его к виселице. Не обязательно быть космическим экспертом, можно и спецсержантом, чтобы обнаружить здесь старую флотскую забаву в действии –одна клика выживает другую, чтобы пристроить своих парней.

Утреннее солнце на утренних стояках; морячки выползают из коек и пялятся на стены.

– А где же моя писюлечка? – флегматично стонет один.

– Я этих пареньков на своих стенах не потерплю.

– Эти стены больше не твои.

– Ганс, Руди, Генрих, Вилли – herein!

Будь заодно с Крупом, а не то. Захват Крупом корабля и команды, или так это выглядело. Он переименовал корабль, назвав его вместо «Дерзновения» «Билли Целестой» в честь одного английского военного судна девятнадцатого века. И теперь Крупу не нужно было беспокоиться ни о чем, кроме собственных людей, использовавших его, чтобы избавиться от старого КО, да старого флота с его отвратительными порнодевочками и профстанциями.

Но почти никто из нас не был уверен в Крупе. Мы видели этого типа в действии, видели, как ловко он заманил нас в свою висельную вселенную… Тамагис… «Двойная В». Но вот увольнительные на берег были хоть куда. Так здорово нам никогда не бывало. Мы могли пойти в лицензированный бордель Сирен с обезвреженными Сиренами, которые могли заставить тебя с ума сойти от похоти.

Парни одеваются, чтобы отправиться на берег, примеряют галстуки в виде виселичных петель.

– Сегодня, кажись, проболтаю месячную зарплату.

– Скорее всего, сам будешь болтаться.

Эти тяжеловесные шуточки – все это в духе Флотской Молодежи. Вон тот прыщавый девственник, пытающийся корчить из себя умника – он из Виргинии, так что мы его зовем Виргинец. И вот мы все скидываемся на Сирену и смотрим на Виргинца в зеркало двойного обзора…

– Поглядите, какой у паренька болт, – говорит парень из Восточного Техаса.

Малыши-фрицы никогда не сходят на берег, потому что им нравится копить деньги. Когда они не при исполнении, они валяются на своих койках и дрочат, жужжа, как аэропланы.

Дом Уоринга еще стоит. Только дверные петли на морском воздухе съела ржавчина, так что все двери открыты. В углу студии я нахожу свиток шириной футов в пять, завернутый в плотную оберточную бумагу, на которой написано: «Для Ноя». К одному концу свитка прикреплен деревянный штырь, а на стене – две медные розетки, чтобы его воткнуть. Стоя на цыпочках, я вставляю штырь в розетки, и появляется картина. Щелк. Я помню то, что Уоринг рассказывал мне о Горном Старце и о волшебном саде, что ждал его ассассинов после выполнения самоубийственных миссий. Изучая картину, я вижу в небе остров, зеленый, как сердце изумруда, сверкающий росой, водопады полощут по бокам драными радужными флагами. Берега скрыты рядами стройных тополей и кипарисов; и вот я вижу и другие острова, простирающиеся вдали, подобно облачным городам Пожирателей Запахов, что исчезают за стеной дождя… сад растворяется в воздухе… ржавые баржи и подъемные краны и бетономешалки… голубая река… здания из красного кирпича… обед на берегу. На краю рынка под порывами холодного весеннего ветра клацает жестянка. Когда я нашел дом, крыша провалилась вовнутрь, камни и песок упали на пол, сорняки и дикий виноград проросли сквозь них… прошли, должно быть, столетия: Только лестница осталась, уходящая в синее небо: Резко и ясно, словно сквозь телескоп, мальчик в белых рабочих штанах, черной куртке и черной кепке идет вверх по разбитой улице, впереди разрушенные дома. На спине его куртки – слово ДИНК, вышитое белыми нитками. Он останавливается, присаживается на каменную стену съесть бутерброд из коробки с завтраком и попить какой-то оранжевой жидкости из бумажного стаканчика. Он болтает ногами над высохшим руслом. Он встает и мочится в русло, освещенный тусклым солнцем, стряхивает несколько капель со своего пениса, словно капли дождя, на какое-то пурпурное растение. Он застегивает штаны и идет дальше.